Книга В сердце России - Михаил Иванович Ростовцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На улицах Павлова из открытых окон нередко услышите птичьи голоса. Раздаются трели овсянки, нежные песни синички и еще каких-то птиц. Это поют неутомимые певцы-кенары. Родина их — Канарские острова. У нас на воле они не живут. Содержатся в клетке и в неволе чувствуют себя прекрасно. Эта птица впервые одомашнена кустарями Павлова и Тулы. Павловские ремесленники имели, по-видимому, мечтательный характер, любили хорошее многоголосое пение птиц. Кенары своим кружевным нарядом и круглогодичным пением украшали горькую и трудную жизнь кустарей.
И теперь этих птиц можно увидеть во многих домах Павлова. Кенары поют круглый год, за исключением периода линьки. Причем они хорошо подражают пению других птиц и даже звучанию музыкальных инструментов. Один певец может дать великолепный концерт, в котором участвуют как бы многие птицы. Кенар (канарейка не поет) поет с нежными переходами и замиранием, как бы рассыпая звуки, громко и заливисто демонстрирует певческие способности. Январь — один из самых певчих месяцев для этих птиц. Окрепнув после осенней линьки, они поют особенно вдохновенно.
ПОТОМКИ КУСТАРЕЙ
Если говорить точно, кустарей в Павлове давно нет. Нет никаких кустарей-одиночек, которых описал В. Г. Короленко. Отошло в историю даже само слово «кустарь», потому что оно теперь уже больше ничего не обозначает. Но Павлове — рабочий город в самом настоящем смысле этого слова, рабочий по своему населению и по своим производственным традициям. Четыре пятых жителей города — рабочие металлисты и машиностроители. Впрочем, павловские рабочие теперь не те, что были в прошлом. Изменились они и внешне. Проходя по улицам города, вы по одежде не отличите рабочего от инженера, а фабричную работницу от женщины врача или педагога.
В Павлове я гость, и как гостя меня приглашают посетить заводы, фабрики. Их много, и на каждом предприятии есть что посмотреть
Старожил посоветует побывать на заводе имени Кирова и непременно скажет: «Завод имеет поучительную историю, славные трудовые традиции…»
Мемориальная доска, установленная на здании завода имени Кирова, сообщает: «Павловская кустарная артель организована в 1890 году народником А. Г. Штанге». «В сентябре 1890 года и в феврале 1897 года артель посетил писатель Владимир Галактионович Короленко». «В 1896 году артель посетил великий русский писатель Алексей Максимович Горький».
И вот в заводском музее перед нами родник завода— кустарная артель, ставшая пионером промысловой кооперации в стране. Зародившись в тяжелых условиях самодержавия, артель выстояла благодаря энергии ее организатора, поддержке со стороны прогрессивных деятелей того времени, среди которых были Короленко, Толстой, Горький. Артель тогда же, в конце XIX века, сделала революционный шаг — ввела у себя 12-часовой рабочий день, тогда как на других предприятиях города он продолжался до 15 часов. После Февральской революции 1917 года артель первой перешла на 8-часовой рабочий день и установила 2-недельный оплачиваемый отпуск.
После Великого Октября В. И. Ленин уделял внимание артели. Ее не национализировали, ей помогало Советское правительство. Она существовала до 1956 г., когда была преобразована в завод. В заводском музее мы узнаем, что в 1918 году в артели было занято 485 кустарей. В ведомости на получение заработной платы вместо росписи пестрели крестики, так как большинство артельщиков были малограмотные или совсем неграмотные.
Сегодня павловский завод имени Кирова с коллективом рабочих более двух с половиной тысяч — одно из крупных предприятий страны по изготовлению столовых приборов. Мы ходили по его 12 цехам, просторным, светлым, с мозаичными полами. Видели механические прессы с электрическими приводами, станки-полуавтоматы для обработки столовых ножей, ложек, ножниц, полуавтоматическую линию по обработке ложек процессом виброшлифования и электрополирования. Готовые ножи и вилки проходят больше тридцати операций поверхностной обработки. Они имеют сияющий вид и на средних операциях, а под конец это уже подлинное сверкание металла. Тут пущены в ход самые различные диски и жидкое стекло с наждаком разных номеров.
Вот цех шлифовки. Шлифовальщики и шлифовальщицы сидят на высоких крутящихся креслах возле бешено вращающихся кругов. Наждачная и войлочная пыль с воем засасывается мощными вентиляторами с широкими пастями и вихрем уносится по таким же широким трубам. В горячих цехах около штампов рабочих постоянно освежает струя прохладного воздуха.
В инструментальном цехе я постоял у выставки художников по металлу — отца и сына. В Павлове есть специальное художественное училище, где молодежь обучают мастерству делать ручным способом удивительно красивые вещи по металлу травлением с различными покрытиями. С появлением новшеств, автоматов, казалось бы, уже не до ручных редкостей. Но училище не дает померкнуть издавна сложившемуся в Павлове и из поколения в поколение передаваемому тонкому, почти ювелирному мастерству металлистов. Училище не только возродило, но и умножило давние традиции умельцев, чьи уникальные изделия мы видели в городском музее.
Нам показали, наконец, склады с готовыми изделиями, куда они поступают посредством реверсионного механического транспорта. Смотрели гардеробные, душевые…
Цветами в цехах заводов, фабрик теперь никого не удивишь, а вот выращивание лимонов, красного перца, рыбок в аквариумах, пожалуй, можно увидеть только на Павловском заводе имени Кирова. Лимоны здесь всюду: от кабинета директора до красного уголка. У рабочего Карчатова Бориса Ивановича вы непременно остановитесь, чтобы посмотреть, как на окне рядом с инструментом в баночках растет посадочный материал Для лимонов. Инструментальщик, улыбаясь, говорил нам: «Саженцы любят железо, растут лучше…»
КОГДА НА НЕБЕ КУЧЕВЫЕ ОБЛАКА
Дивный день выдался сегодня! Была та пора июня, когда стоит истома знойного дня, но в воздухе, несмотря на жару, пахнет влагой от прошедшей неистовой грозы. Свежо, все омыто дождем, он прошел на рассвете, как добрый вестник. Это был тот час, когда, как говорится, засыпает даже вода в реке. Лишь изредка с тихим шелестом расправлялся свернувшийся от зноя листок, выпрямлялся поникший стебелек травы. Прозрачный воздух струился, и мир, казалось, раздвинулся во все стороны. Ничто так не поднимает настроения как погожий ясный день. В неохватно огромной глубине, промытой, освеженной дождевой водой, там и тут тянулись вразброд, не закрывая солнца, кучевые облака. Невидимый жаворонок звенел то близко от уха, то невообразимо высоко, будто подвешен колокольчик на длинной нитке и медленно раскачивается с серебряным перезвоном. Где-то жужжали мухи, словно натягивали упругие шелковые нити… Солнце палило во всю июньскую мочь. Припекало. Размаривало. Ни о чем не хотелось думать.
В этот летний полдень я лежал в тени под деревом. Под боком текла Ока. Раскинув руки, я смотрел на облака и на осину, уходящую ввысь в
