Книга Авиталь и ее отец - Дан Берг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь Халису предстояло не просто встретить молодых, но сообщить им нечто ужасное. Отец обманул дочь: мир был ложью, а война — правдой. Не ради заключения мира, но ради победы в войне Ифтах поклялся Богу принести Ему в жертву любимую Авиталь.
Даже видавший виды Халис не нашел в себе сил сказать Авиталь такую скверность. Вся надежда его была на то, что он сумеет незаметно уединиться с Соби и выложит ему все как есть. Соби мужчина и крепче духом. К тому же не ему, слуге, а мужу следует доносить до жены тяжелые вести.
Халис издалека завидел райский шалаш, в котором миловались новобрачные. Он остановился, уселся в тени, стал дожидаться, когда покажется Соби. А тот проходил тропинкою мимо и первым увидел старика.
— Привет тебе, Халис! Не иначе пришел за нами, — проговорил Соби, — вон там, видишь, наше прибежище? Пойдем скорее, Авиталь отдыхает в шалаше, ей немного нездоровится. Она будет рада тебе.
— Обожди, Соби. Успею ступить в ваш милый рай. Пока присядь-ка со мною рядом, поговорим, есть о чем, — ответил Халис.
— Давай, поговорим. Куда нам теперь путь держать? Небось, в Гилад?
— Верно, в Гилад.
— Что-то мрачен ты, старик! — заметил Соби.
— Ты тоже, как будто, не весел, хоть и стараешься скрыть, — ответил Халис.
— Заметлив ты. Болит душа за Авиталь, потому и не весел. Она крепится, не показывает страха перед смертью. А я скрываю от нее свой ужас, но худо мне, поверь.
— Верю. Вдобавок новость тебе принес. Плохую.
— Говори! — воскликнул Соби и побледнел.
Халис всё рассказал, ничего не утаил.
— Что делать нам теперь? — глухо проговорил Соби.
— Может, тебе с Авиталь не следует возвращаться к Ифтаху? Пойдете за Наасом? — робко предложил Халис.
— Невозможно такое. Она повторяет за отцом, мол, клятву Богу отменить нельзя!
— Да ведь Авиталь горда и не склоняет голову перед богами!
— Смела устами, но не сердцем! — с горечью заметил Соби.
— Твоя правда. Корни детства слишком глубоки.
— Спустимся в Гилад.
— Соби, ты сам расскажешь Авиталь обо всем?
— Не знаю… Я не смогу…
Лицо Соби исказилось мукой. Он невыносимо страдал, сознавая неотвратимость гибели Авиталь, но чуть утешала мысль, что бедняжка поднимется на алтарь с радостью. И вот новый удар. Теперь она узнает об обмане. Радость возлюбленной он бы вытерпел, но пережить ее трагедию он не мог.
“Что ждет меня? Невозвратные утраты, бескрайнее горе и вечная боль! Зачем мне такая жизнь?” — так думал Соби, а Халис украдкой поглядывал на все более и более мрачнеющий лик. Выражение муки на молодом лице уступило место опасной решимости.
***
Трое молча спускались с гор. Халис и Соби бережно поддерживали осторожно ступавшую Авиталь. Никто из мужчин не решился рассказать женщине об ожидающем ее в Гиладе открытии. Целиком погруженная в себя, она ни о чем не спрашивала.
— Соби, ты помнишь это место? — вдруг нарушила молчание Авиталь.
— Нет, — немногословно ответил Соби.
— Да это же та самая пропасть, из которой ты когда-то спас меня!
— Да, это она.
— Я устала. Передохнем.
— Разведем костер. Схожу за хворостом, — предложил Халис.
— Сиди, Халис, тебе тоже нужно отдохнуть. Я сам принесу хворост.
Соби стал взбираться по крутому склону, где виднелись сухие деревья. Он поднялся на вершину скалы, высившейся над знакомой пропастью. Вскоре он пропал из вида. Вдруг раздался отдаленный отчаянный крик.
— Что это? — испугалась Авиталь.
— Сейчас вернусь! — поспешно бросил Халис и заковылял в сторону беды.
Халис вернулся. Глаза его были мокры от слез.
— Он сорвался вниз…
— О, несчастная я, о, горе мне!
Авиталь, рыдая, рухнула на землю лицом вниз.
— Я прежде срывалась в эту пропасть! Соби пришел мне на выручку, вынес на себе. Скорей, Халис, вместе спасем его!
— Стой, Авиталь! Он скатился на самое дно. Там клокочет бешеный поток. Я успел заметить, как бурная вода подхватила окровавленное тело. Соби больше нет в живых, и останки его нам не найти…
— О, горе, горе!
Перед глазами Халиса всплыло полное страшной решимости мрачное лицо Соби. “Он не сорвался, он бросился в пропасть. Он убил себя! Пусть Авиталь не знает хоть этого, пусть думает, что по неловкости муж ее соскользнул вниз. И без того довольно с бедняжки несчастий!”
“Соби полюбил меня, — голосила Авиталь, — и прочь гнал мысль о неотвратной потере. Он страшился остаться вдовцом, но Бог пощадил его. Вдовой стала я. Мне достался сей груз. Как славно, однако: ведь не долго нести его!”
***
Старик и молодая женщина спустились с гор в Гилад. Усталых путников встретила Сара. Сдавши дочь на руки матери и предчувствуя великие слезы, Халис поспешил скрыться. Женщины бросились друг другу на шею.
— Ты здорова, доченька? — сквозь слезы радости и горя вопрошала Сара, — тебя дожидаясь, я проплакала все глаза!
— Да, матушка, но душа болит, разрывается…
— Может, отговорим отца, и останешься жить!?
— Я не о том. Я ведь соединилась с Соби и…
— Сердце подсказало мне, что так и будет. Где муж твой?
— Великое горе, матушка! Его нет больше! Он погиб. Сорвался в пропасть, и дикий поток унес израненное тело, — зарыдала Авиталь.
— Какое несчастье! Такая молодая — и вдова! — разразилась слезами Сара.
— Я беременна…
— О, слава богам, есть огонек в ночи! У Ифтаха не каменное сердце! Он всегда был так добр ко мне и к тебе, горой за нас стоял! Он не тронет любимую дочь, не убьет внука!
— Я не боюсь алтаря! Я жертвую жизнью ради мира для народа моего, и разве не в этом истинное счастье? — надрывно произнесла Авиталь, и обильные горькие слезы вновь стали душить ее.
Тут Сара взяла Авиталь за руку, увела в дом, усадила напротив себя и, набравшись духу, выложила дочери всю жуткую правду. Авиталь упала без чувств, и сознание более не возвращалось к ней.
***
Сара умоляла мужа пощадить дочь — хоть ради внука, ведь Авиталь вынашивает дитя! Ифтах остался непреклонен. “Она уверила нас, будто идет в горы горевать о своей безбрачной доле, — отвечал Ифтах, — но на деле отдалась мужчине. Я борец за истину и не прощаю лжи! А Бог не простит мне, если я нарушу клятву Ему! Не знаю даже, что важнее и первее — истина или клятва!”
Ифтах призвал первосвященника, дабы тот помог ему исполнить священную клятву. “Нужно связать эту женщину и возложить ее на алтарь всесожжения!” — торжественно произнес Ифтах.
