Книга Полынь-трава - Александр Васильевич Кикнадзе

свадьбы я выиграл у него тысячу марок. Он небрежно отсчитал их, одна бумажка упала на пол, он терпеливо ждал, когда я подниму ее. Я не доставил ему этого удовольствия, ушел, а купюра так и осталась лежать на полу. Теперь у них две девочки.

Когда к власти пришли фашисты, Пфеффер-младший без долгих раздумий принял их веру. И оказался вполне пригодным для абвера. Ходит в штатском, но имеет высокий чин. Вот, пожалуй, и вся его история. Что касается меня... я всегда ненавидел фашистов. А теперь, после того, что они сделали с Польшей, ненавижу их еще больше. Вы, кажется, хотите о чем-то спросить? — прервал свой рассказ Гродоцки.— Ну да, я понимаю, чем удостоился Пфеффер столь подробного рассказа и почему меня разыскивают фашисты. Дело в том, что, если бы не Пфеффер, судьба не свела бы нас и я был бы недоволен ею, говорю вам об этом как товарищу, к которому испытываю и признательность, и симпатию. Пфеффер стал одним из главных шифровальщиков люфтваффе. Дайте мне любой радиоперехват и еще пару дней на раздумья, и вы узнаете лучше, кто такой Зигмунд Гродоцки. Готов дать голову на отсечение, Георг никому никогда не расскажет о том, что живет на свете человек, способный проникнуть в тайну его кодов,— тогда бы конец его карьере. Скорее всего, он просто донес на меня как на антифашиста. Этим я и объясняю мизерный приз за мою персону.

Услышав в ноябре 1940 года об «акте возмездия» — массированном налете фашистских бомбардировщиков на Ковентри, налете наглом и безнаказанном, спросил себя Чиник, а не был ли на самом деле его странный знакомый Гродоцки самовлюбленным хвастуном, не преувеличивал ли свои таланты?

Чиник не знал в ту пору, что Черчилль и еще несколько человек в Великобритании были в курсе всех готовившихся операций и перемещений военно-воздушных сил фашистской Германии. Были они оповещены в малейших деталях и о предстоящих крупных налетах на Ковентри в ноябре сорокового и апреле сорок первого. Но не сделали и попытки подтянуть свои истребительные полки. Пожертвовали городом, его знаменитым собором четырнадцатого века и не выдали того, что были посвящены в тайны люфтваффе. Свой ключ хранили надежно и в будущем не рассказали о нем даже союзникам.

Секретная служба Великобритании высоко оценила участие Сиднея Чиника в операции «Зигмунд».

Придет день, и судьба снова сведет Чиника и Гродоцки — уже в послевоенной Англии — сведет и сблизит, и поможет Чинику незадолго до прощания с Лондоном проникнуть в свято оберегаемую военную тайну некогда великой державы.

Став совладельцем мюнхенского «Кофейника», Сидней Чиник время от времени наезжал сюда и, стараясь не привлекать внимания персонала, присаживался за столик в сторонке, наблюдал за публикой: кто что заказывает, кого как обслуживают. Замечаний делать не любил, но его советы воспринимались и метрдотелем, и официантами, и поварами безоговорочно.

В середине июня 1941 года Сидней услышал от Рустамбекова:

— Послезавтра зайду в «Кофейник» с одним молодым человеком. Знакомить вас я не буду, но лицо его запомни.

«Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, будто каждый шаг давался с трудом, вошел Рустамбеков. Опершись о столик широкими ладонями, пристроился в кресле и раскрыл газету... Вскоре к нему подсел молодой человек, куда больше похожий на славянина, чем на германца, но тем не менее чисто говоривший по-немецки. Они беседовали ни о чем — о погоде, о кофе. Рустамбеков, опытный разведчик, никогда не устроил бы встречу просто так, ему было важно показать мне этого человека. Интересно, спрашивал я себя, а обо мне он хоть что-нибудь говорил своему молодому гостю? Судя по всему, нет. Иначе тот хоть раз посмотрел бы в мою сторону.

Тогда, за неделю до войны, я не мог предполагать, как близко сойдутся наши пути.

Когда развернулась мобилизация в армию, я получил сперва первую отсрочку, потом вторую. Не знал, чему обязан больше — собственной близорукости в прямом смысле этого слова или функовской дальнозоркости в переносном. Во всяком случае, предвидение господина Аллана: «По-моему, вас не тронут» — начинало сбываться. Аллан был мастером своего дела, общение с ним давало представление о нормах работы английской разведки, соразмерявшей свои задания с возможностями сотрудников и никогда не преувеличивавшей их. Приказы носили форму совета, скорее, просьбы, благодарность за каждую, пусть самую несложную, выполненную просьбу отпечатывалась в чековой книжке, о чем считал своим долгом аккуратно извещать меня мистер Аллан».

ГЛАВА IX

На рассвете двадцать восьмого июня 1941 года, через два часа после того, как немцы выбросили воздушный десант под городом М., в покинутом цехе мебельной фабрики над тихой, будто застывшей от неожиданности рекой можно было встретить трех мужчин. Говорил благообразный хромой средних лет, внушавший почтение и статью, и властной манерой разговора. Он рассуждал как человек, хорошо знающий, что надо делать ему, что надо делать другим в этой панике, охватившей город и выплеснувшей на дороги многоликие, торопливые, растерянные толпы беженцев. Он был одет в выцветшую гимнастерку и держал в руках толстую палку: его правая нога была короче, он припадал на нее. При ходьбе вызывал сострадание.

— Машина подойдет к музею в пять часов утра,— сказал хромой, продолжая давно начатый разговор.

Посмотрев на этих трех мужчин со стороны, можно было бы подумать: верные служители музея обеспокоены не личным благополучием, они обеспокоены тем, чтобы в час подступившей опасности сберечь сокровища. Верно, знают их истинную ценность.

Но уже следующая фраза заставила бы насторожиться:

— Елочки зеленые, откуда такие точные данные, Захар Зиновьевич?

— Будто не догадываешься! От Уразова Ярослава Степановича. Кто же вам бежать-то помог?

— Значит, жив Хозяин?

— А как по-твоему?

Хромой вынул из чемоданчика бутылку водки, сало, хлеб, огурец, расставил на табурете три стакана. Профессиональными ударами по донышку выбил пробку. Разделил на три части огурец:

— Выпьем за Хозяина, и за удачу!

За четыре часа до того двое собеседников Захара Завалкова — Крот и Ржавый — бежали из городской тюрьмы. Они оглушили одного охранника, застрелили кинувшегося ему на помощь другого и, пока немногочисленный штат охраны размышлял, что ему предпринять: броситься ли в погоню или продолжать стеречь особо опасных преступников,— успели уйти далеко.

— Дороги на восток запружены беженцами,— сказал Завалков.— Кроме того, они обстреливаются германской артиллерией и самолетами. Возможно, план вывоза будет изменен. Не исключено, что их спрячут в самом городе. Предлагаю дела не откладывать. Твое мнение, Крот.

— Желательно прежде всего знать, чево имеем мы и чево