Книга Граница надежд - Николай Павлов

хотелось спасти любой ценой.

— Ты должна сделать это и ради себя, — продолжал Велев.

— Ко мне это уже не имеет никакого отношения, — сказала Жасмина.

— Знаю. Иначе я не пришел бы к тебе.

— Я сама вас найду. — Жасмина решила прекратить этот мучительный разговор. Еще немного, и она села бы рядом с полковником, чтобы рассказать ему все, как рассказывают матери, когда хотят облегчить душу и таким образом убедиться в своей правоте и в том, что иного пути, кроме избранного ее сердцем, нет! На какое-то мгновение отец Венцемира стал для нее близким человеком, но, испугавшись нахлынувших на нее чувств, она замолчала.

Велев тоже собирался сказать ей еще кое-что, но страдание оказалось сильнее слов. Он впервые увидел жену своего сына в таком свете... Увидел, и ему показалось, что он понял ее. Велеву стало страшно при одной только мысли, что он борется за слабого человека, а ведь это был его сын, его кровь.

— Буду тебя ждать! — Велев, не взглянув на нее, ушел.

Дождь прекратился. Солдат, восседавший на козлах, снял свою накидку. Только лужицы воды поблескивали у его ног.

За каждым шагом полковника Велева наблюдали настороженные глаза из трех окон. Самые противоречивые мысли роились в головах наблюдающих.

Лошади будто почуяли приближение полковника. Вскоре экипаж свернул за угол и, разбрызгивая вокруг грязь, скрылся.

Два дня прошло с того дня, когда была обнаружена кража замков от орудий батареи. Кроме Велико и отца, никто больше не спешил повидаться с подпоручиком Велевым, расспросить его или просто узнать, не нужно ли ему чего-нибудь. Подпоручик подумал, что случай с кражей привлечет внимание людей к его персоне, заставит заинтересоваться им. Велев знал, что его никто не любит. Даже отец, казалось, испытывал неудовлетворенность от самого факта существования такого сына. Эти мысли только усиливали озлобление, вызывая в душе подпоручика негодование.

«И Жасмина играет мною. Я хорошо начал, но... Она знает себе цену. Всю жизнь я мечтал сделать что-нибудь такое, чтобы люди заговорили обо мне. И вот свершилось...

Он взял лист бумаги и написал:

«Дни мои сочтены. Кроме тебя, у меня нет никого на свете. Но бывают моменты, когда приходится дорого расплачиваться за свою любовь. И тогда меня охватывает злость на самого себя. Я испытываю жгучее желание одним ударом покончить с тем, что тебе всего дороже.

Однако вопреки этому ощущению я люблю тебя. Хочу тебя видеть, хотя бы в последний раз. Сделай все возможное, чтобы мы могли встретиться.

Пусть не руководит твоими поступками ненависть. Не отказывай мне в последней просьбе.

Венцемир».

Подпоручик сложил лист бумаги, вложил его в конверт и впервые за последние два дня вышел из своего убежища. Ему навстречу шел дежурный солдат.

— Вы меня ищете, господин подпоручик?

— Возьми это письмо и отнеси в имение Делиевых, — приказал Велев. — И без ответа не возвращайся!

Солдат положил письмо в нагрудный карман и пошел.

Спор с Драганом так и не закончился. Совершенно очевидно, что отвечать за безопасность полка — дело нелегкое, но настоящим безумием было бы считать, что ты всегда безоговорочно прав, что всегда сведущ во всех вопросах.

Именно об этом думал Ярослав, застегивая шинель. Прохлада после дождя окутала все его тело — видимо, болезнь сделала его мерзляком. Несмотря на то что под горячими лучами солнца быстро высыхали лужи, он не ощущал тепла, его даже начало лихорадить. Ярослав был подавлен разговором с Драганом и тем, что дела оказались до предела запутанными. А ведь именно в тот момент ему так необходимо было сохранить уверенность.

Ярослав шел на вокзал встречать Драгана, который ездил в Софию, чтобы лично доложить о случившемся. Он видел, как тот, пунцовый, злой на невообразимую сутолоку на платформе, протолкнулся через толпу, собравшуюся перед вагоном, а затем выбрался на перрон.

Драган тоже заметил Ярослава и, нахмурив брови, отчитал его за то, что торчит на вокзале в такую неустойчивую погоду.

В кабинете, где Драган сразу бросил портфель на письменный стол, Ярослав заметил, что он снова обрил голову.

«Прихоть», — подумал Ярослав и тут же спросил, как на все случившееся реагируют в Софии.

Драган долго молчал, потом вытащил из портфеля какие-то бумаги и ответил:

— В болгарской армии не помнят подобного происшествия.

— Это я знаю! А есть ли что-нибудь более существенное?

— Есть. Враги партии распространяют слухи, будто в нашем городе готовится «варфоломеевская ночь», будто похищение замков от четырех орудий — дело наших рук, так как нам нужен козырь, чтобы нанести удар по патриотически настроенному офицерскому корпусу. Они не теряют надежды облить грязью и Велико и, воспользовавшись случаем, свести с ним счеты за его увлечения по женской линии.

— Умно придумано. — Ярослав присел на диван и сдвинул фуражку на затылок. — Так говоришь, «варфоломеевская ночь», а?

— Это их позиция. — Драган закурил сигарету и подошел к печке. — Для партии вопрос ясен — готовится заговор. Скорее всего они готовят координированные удары, стремясь доказать мировой общественности, что новая власть в Болгарии нежелательна. И начали с нас. Мы — лишь первое звено в большом заговоре.

— Значит, объединяют свои усилия. Пришли в себя и сбиваются в кучу, чтобы действовать против нас.

— От нас требуется разорвать эту цепь, в противном случае она задавит всю нашу страну.

— Понимаю.

— И никаких компромиссов. Когда обжигаешься на молоке, приходится дуть и на воду, — грустно улыбнулся Драган. — Наши люди в полку бездействуют потому, что рассчитывают на твой опыт, на твое чутье. Между тем у тебя под носом творятся безобразия, а ты занимаешься педагогикой. Враг — и педагогика! Ясно, что ты один не сможешь справиться.

Драган уставился в какие-то бумаги, словно в них мог найти решение проблемы.

— Для начала возьмем под арест Велико. Да, да, Велико — твоего заместителя. Он совсем отбился от рук, распоясался до предела, никого ни во что не ставит. Крепость предана изнутри, и мы будем беспощадны.

— Ты хочешь продемонстрировать перед праведниками высший класс принципиальности? Показать, что мы не щадим своих, не говоря уже о противнике? — попытался уточнить