Книга Тетрадь с гоблинами - Дмитрий Перцов

в мою сторону.

Незаметно слинять возможности не было. Либо резко рвануть, либо надеяться, что неотесанный прекратит играть в шпионов. Но настал момент, когда и бежать стало бессмысленно. Бандюган стоял в двух шагах от меня. Я мысленно упрашивал дерево скрыть меня. Выпирающее пузо – в том числе.

И так я проникся этой идеей, так захотел испариться, что все иголки интроверта зашелестели во мне тучной елью, а облако одиночества нахлобучилось сверху, как шапка Мономаха. Мир будто бы сузился до пределов меня одного и выдернул подключенные ко мне провода.

… Бандит резко выглянул из-за дерева и посмотрел на меня в упор. Я приготовился сказать: “Сорри, я просто мимо проходил”. Но неотесанный смотрел не на меня – а сквозь.

– Никого нет, – объявил он и вернулся к Аньке.

Я в очередной раз ничего не понял, но выдохнул, на всякий случай погладил ствол и сказал: “Спасибо, ты лучшее дерево в мире. Никогда не стану веганом”.

* * *

Когда они ушли, я обогнул Башню печали по тропинке, ведущей к главному входу. Возле калитки курил мятую папиросу Стивен.

– Эй, пацан, – позвал он.

– Здрасьте.

– Почему не на уроке, пацан?

– Закончились.

– А-а-а… Ну гуляй домой, раз закончились.

– Можно зайти в Башню? Хотя бы во двор?

Башня была закрыта для посещений. Когда-то в нее водили экскурсии, но потом из-за обвала на втором этаже несколько школьников покалечилось, и Башню закрыли. С год назад город получил деньги на ее реконструкцию (в собственной казне, естественно, денег на какие-то там достопримечательности не водилось), и у нас появился шанс снова войти в эти мрачные стены. Пару раз я видел, как во время строительства к Башне подъезжали люди в черных костюмах на не менее черных машинах. Видимо, с проверкой. Как я понял, рабочие, среди которых был и жестокий отец Сени, уже закончили основную работу, и остался косметический ремонт внутри.

– Нельзя, пацан, – Стивен затянулся и выпустил большой клуб дыма.

Я посмотрел на башню. Высотой с девятиэтажку, только без мусоропровода, построена из темно-серого камня с вкраплениями черного металла. Смотришь – и мурашки бегут по коже.

– Спать не могу я, понял? – сообщил Стивен. – Кошмары у меня.

– Ясно, – сказал я. – Я знаю.

– Откуда?

– Слышал…

– Слышь, пацан, есть вопрос. Куда после школы пойдешь?

– Домой. Раз вы не пускаете меня внутрь.

– После того как выпустишься из школы, пацан, я это имел в виду.

А ему-то зачем? Что вы все ко мне прицепились с этими университетами?

– Пока не решил. Мечтал изучать древних орвандцев, но меня не пускают в их постройки.

– Как мой сын, ёлки-моталки. – Стивен затянулся.

– Его вы тоже не пускаете?

– Пускаю, но не в том суть. Слушай, в общем.

Он рассказал о своем шестнадцатилетнем отпрыске, используя формулировки вроде: “Нифига не делает”, “Молодежь нынче – ни о чём”, “Вот я в свое время…” и так далее. Типичные бумерские разглагольствования.

– Лабуде вас в школе учат, – заключил Стивен. – Вот вы нифига и не смыслите. А кровь-то в вас – великая. Ты сам-то кто, орвандец?

– Орвандец.

– И родители орвандцы?

– Да. Только дедушка украинец.

– По маме или по бате?

– По папе.

Стивен одобрительно кивнул:

– Тогда нормально.

– Мне можно зайти?

– Сказано же: нельзя. Давай, проваливай.

– Скажите, а внутри еще кто-то бывает? Ну, кроме вас.

– Нет, ты че? Никому не дозволено. Только я.

– Но вы же… Как раз с историком ссорились…

– Ты о чем?

– Я видел на верхнем этаже Башни тень, когда вы были в школе.

Глаза Стивена расширились.

– Оп-па-а.

Он затушил сигарету и, едва не вырвав калитку с мясом, влетел в Башню. Ко мне больше не вышел. Я немного подождал, да и потопал домой. Вернусь еще. Как-нибудь в другой раз.

* * *

Дома меня ждал сюрприз: мама сварганила лазанью, салат с тунцом и свой фирменный гранатовый пирог. Когда его резали на кусочки, мне казалось, что из моего живота вот-вот вылезет Чужой, а мои слюни затопят кухню.

Мы славно поужинали. Папа, дожевывая кусок пирога и с трудом выговаривая слова, объявил:

– Играем в настолки!

Эту фразу следует писать рунами: она обладает чарующим, магическим действием на подростковые организмы. Я побежал в комнату, подставил стул к шкафу и достал все свои настольные игры: и «Элиас», и «Соображарий», и «Крокодил», и на всякий случай[23] «Древний ужас» с «Рунбаунд».

Мы расселись в гостиной: я, мама, папа и Мелкий. Сражение началось. Я щеголял познаниями в комиксах, мастерски описывал Джокера и Доктора Ватсона, назвал семнадцать коротких слов на букву “с” за минуту.

– А ты хорош! – сказал папа и вмиг побил мой рекорд.

Потом мелкий объяснял в “Элиас” Шар, и мы не могли не отвлечься на обсуждение главной новости недели (а то и года).

– Тебя с детства к нему тянет, – сказала мама. – Тебе было три года, когда мы тебя привели на площадь Мира. Ты тогда балованный был и плаксивый, но на Шар как уставился, так и минут пять оторваться не мог.

– Было такое, – подтвердил папа.

Я похвастался, что еду в университет культуры по рекомендации Валентина Павловича. Сказал, что намерен туда поступать. Папа скрестил пальцы, мама поцеловала меня в обе щеки, а мелкий высморкался в покрывало. Как не хочется разочаровывать этих людей – вы бы знали! Может, и не стоило рассказывать про эту поездку… А впрочем, было полезно увидеть на их лицах радость, причина которой – я.

Потом мы играли в “Крокодила”. В какой-то момент я вытащил карточку со словом “Ригори”.

– Не знаю, что это, – сказал я, хотя сердце мое екнуло: что-то в этом слове было чарующим и родным.

– Погугли, – посоветовал папа, в паре с которым мы играли.

– Так, может, ты тоже его не знаешь.

– Я все знаю.

Я вбил “Ригори” в поисковик. На первой открывшейся картинке был изображен человек, который поднял другого человека за шею, держа его над землей.

Ригори – значилось в статье – древнеорвандские алхимики, жрецы и маги.

Это не специальность. Это люди, которые разными способами пытаются проникнуть за пределы физического и рационального. Колдовством, жертвоприношениями, медитацией, уникальными чувственными техниками.

Что еще за “чувственные техники”? И как прикажете показывать это на пальцах? Я стал изображать магические пассы.

– Фокусник? – спросил папа. Я покачал головой. – Продолжай!

– Да я не знаю как!

– Подумай! У нас еще сорок секунд.

Я схватил себя за шею, но этот путь повел совсем не туда.

А потом я увлекся, представив себя древнеорвандским жрецом, простер руки над головой, и