Книга Вавилонские ночи - Дэниел Депп

Перек сохранил текст.

В Гугле можно найти что угодно. Замечательная штука.

Потом он произвел поиск по изображениям. Экран заполнился ее крошечными портретами. Перек расслабился. Достал коробку и извлек оттуда фотографии с обнаженной Анной, заляпанные кровью. Дрожащими пальцами дотронулся до снимков. Разделся. Его тощее голое тело было покрыто маленькими шрамами. Перек лег на пол и стал мастурбировать, держа фотографии на уровне груди. Потом еще разок поколотил себя кулаками. Когда делаешь такие вещи, приходится расплачиваться. Перек не верил в Бога, но, чтобы утратить чистоту, Бог и не нужен. Необходимо поддерживать равновесие. Он достал отцовскую опасную бритву, единственное, что осталось ему от старика. Ступни были уже испещрены небольшими порезами, которые весь день кровоточили, и теперь подошвы приобрели цвет охры. Он сделал еще по одному болезненному разрезу на каждой ноге. Завтра ему снова придется страдать, но дело того стоило.

ГЛАВА 14

Кинотеатр «Безмятежные дни» в деловой части Лос-Анджелеса простоял закрытым более тридцати лет. Он напоминал дряхлого пенсионера, сидящего на Бродвее и десятилетиями наблюдающего, как соседняя территория движется от расцвета к упадку, а теперь, отражая попытки вдохнуть в город новую жизнь, снова к расцвету. Все идет по кругу — если ждать достаточно долго, ты это заметишь. Торговцы наркотиками, а также маленькие этнические семейные магазинчики и дома, в которых жили их хозяева, сменились геями и успешными представителями богемы, но сначала повеяло запахом новой недвижимости — это всегда случается задолго до того, как серьезные игроки на рынке сообразят, что произойдет. Самая полезная для богачей функция художников всегда заключалась в нюхе последних на недвижимость. Достаточно было найти какого-нибудь мазилу, выследить, где его логово, потом купить дом и заплатить за то, чтобы богемная задница прежнего хозяина убралась куда подальше. Дело верное, и в центре Лос-Анджелеса именно так все и происходило: денежные мешки вытесняли художников, а студии на чердаках превращались в пентхаусы с семизначной ценой. Впрочем, торговцы наркотой здесь тоже остались, но теперь они ездили на «Порше» и снисходительно позволяли своим девочкам отплясывать с обколотыми молодыми киношными боссами в клубах, которые росли вокруг Стэйплс-центра как грибы после дождя.

В начале прошлого столетия «Безмятежные дни» были драматическим театром. На его сцене Сара Бернар предъявила публике свою странную, но не лишенную очарования интерпретацию «Гамлета». Но потом театр приказал долго жить, и на его месте возник популярный мюзик-холл, а в двадцатых и начале тридцатых — кафешантан со стриптизом. Когда на страну обрушилась Великая депрессия, стало очевидно, что американцы с радостью расстаются с пятицентовыми монетками, лишь бы только посмотреть кино (уже со звуком!), ведь оно помогало им ненадолго высвободиться из тисков суровой реальности. В этот период «Безмятежные дни» превратились в кинотеатр. Личности вроде Дика Пауэлла и Мины Лой[34] мелькали на экране «Безмятежных дней» до середины пятидесятых, когда наступила эпоха телевидения. Кинотеатр кое-как доковылял до шестидесятых, эры Водолея и свободной любви, и в нем воцарилось порно. Линда Лавлейс делала минет Джонни Холмсу[35] на том же самом экране, где когда-то танцевали Фред и Джинджер.

«Тут за подходящими метафорами далеко ходить не надо», — думала Анна.

Первый владелец умер и завещал заведение своему сыну. Потом сын тоже умер и оставил «Безмятежные дни» троим своим отпрыскам. Отец-то думал, что делает им большое одолжение, но наследники, разумеется, немедленно перегрызлись. Кинотеатр стал предметом тяжбы, затянувшейся на двадцать три года и чуть не обанкротившей все семейство, зато детишки их адвокатов попали в престижные учебные заведения. Наконец до наследников-внуков дошло, что: а) эта старая рухлядь сжирает все их средства до последнего цента, б) всякий раз, как один из них умирает и делит свое наследство между потомками, их доля оказывается все меньше и меньше, и в) каждый из них сможет скинуть со счетов огромную сумму налогов, если только им удастся найти какого-нибудь дурака, который пожелает купить развалину, тем более что эта сучка Анна Мэйхью и ее льстивая, но ничего не соображающая в делах свита убедили городской совет присвоить зданию статус исторической достопримечательности, и теперь его невозможно ни снести, ни перепродать под снос. А кому на хрен нужен кинотеатр, которому сто лет в обед, построенный еще в эпоху немого кино?

О, за проведенные в Голливуде годы Анна Мэхью многому научилась…

На площади перед кинотеатром была воздвигнута небольшая временная сцена. Пока перед ней собиралась толпа, Шпандау, Анна и Пам ждали за дверями. Управляющий кинотеатром и прочий персонал сновали туда-сюда, заканчивая последние приготовления к показу фильма: великолепно восстановленной 35-миллиметровой «Леди Евы»[36] с Барбарой Стэнвик и Генри Фондой. Это был один из любимых фильмов Анны, классика, на которой она росла в Техасе. Она даже пыталась запустить в производство ремейк фильма, чтобы сыграть в нем ту же роль, что и Стэнвик, мечтала об этом, сколько себя помнила. Но стоило ей только кому-нибудь об этом заикнуться, и на нее начинали пялиться как на ненормальную. Никто понятия не имел, о чем она толкует, никто этого фильма даже не видел. Может, лучше «Бонни и Клайд»? Вот это, черт возьми, настоящая классика. Подумай только о новейших спецэффектах, которых не было во времена прежнего режиссера, как там его…

«Нет, — сказала Анна, — спасибо большое, мать вашу». Но когда-нибудь нужный момент придет, всегда повторяла она. «И вот теперь я уже слишком стара. Мне уже никогда этого не сделать». Что, впрочем, не мешало ей продемонстрировать старую версию фильма, затолкать его в их глотки. Вот вам, дремучие, невежественные козлы. Вот как выглядит хороший фильм. Поначалу она тревожилась, что ее затея обернется провалом, что никто не придет. Но пиарщики поработали неплохо, да и сама Анна неоднократно прошлась по этой теме в самых разных ток-шоу на местном телевидении, причем действовала с энтузиазмом, какого не проявляла, даже рекламируя свои собственные фильмы. Вложенные усилия окупились. Площадь наполнялась народом. Поговаривали даже, что не все поместились и часть людей стоит на прилегающей улице. Публики оказалось куда больше, чем Анна рассчитывала, и сердце ее бешено колотилось. Впервые за несколько лет она гордилась проделанной работой.

Шпандау расхаживал по вестибюлю кинотеатра и что-то говорил в микрофон, закрепленный на запястье. В ухо был вставлен крошечный наушник. Он поддерживал связь с двумя парнями, которых оставил снаружи приглядывать за толпой.

— Я из-за вас нервничаю, — сказала ему Анна.

Шпандау, выглянув за дверь, ответил:

— Вы украли мою реплику.

— А это нормально, что мы с вами изображаем сиамских близнецов?

— Только до тех