Книга Город Антонеску. Книга 2 - Валентина Тырмос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Обмен опытом», так сказать.
Еще одним сопровождающим Штуккардта был его заместитель, доктор Глобке.
Ганс Глобке известен сегодня не менее, а может быть, даже более, чем Штуккардт. Ведь именно он, Глобке, был официальным комментатором Нюрнбергских законов, и именно он изобрел печально известную «систему имен», по которой евреям запрещалось изменять свои имена.
Приезд Ганса Глобке в Одессу был, как ни странно, каким-то мистическим образом связан и с нашей судьбой: буквально за два дня до его приезда, 18 марта 1942-го, Тася для конспирации стала назвать Ролли простым русским именем Валя.
О том, как это драматическое событие произошло, Ролли расскажет вам сама.
Мы же пока вернемся к визиту РЕВИЗОРА.
Таким уважаемым людям, как Штуккардт и Глобке, был оказан царский прием.
Говорят, что несмотря на позднее время – поезд-экспресс прибыл в 21:40 – вокзал был залит ярким светом, украшен флагами и гирляндами цветов.
Хотя какие гирлянды цветов в разрушенной Одессе в марте месяце?
Во всяком случае, на покрытом красным ковром перроне гостей встречал сам губернатор Алексяну с огромной свитой.
Здесь же присутствовал примарь Пыньтя, тоже с толпой прихлебателей, среди которых, как это ни прискорбно, был наш уважаемый профессор Часовников, скрывавшийся от эвакуации, как вы, наверное, помните, на 11-й станции Большого Фонтана. Теперь профессор Часовников стал ректором Одесского университета и с полным правом мог принимать участие в таких торжественных мероприятиях.
«Гости» пробыли в Одессе всего одни сутки, но, как сообщает «Одесская газета» от 25 марта 1942-го, очень много «успели».
Ну, прежде всего в их честь был дан торжественный обед в Воронцовском дворце и два не менее торжественных ужина в здании Думы на Николаевском бульваре. Все эти обильные застолья, естественно, сопровождались не менее «обильными» речами.
В перерывах между обедами и ужинами они ознакомились с достопримечательностями Одессы, восхитились ее потрясающей архитектурой, насладились оперой Римского-Корсакова «Царская невеста», которая специально для них была представлена в Оперном театре, и в 22:30, после торжественных проводов, отбыли в Берлин.
Но, скажите на милость, неужели такой высокопоставленный нацист, как группенфюрер Штуккардт, стал бы трястись в экспрессе все эти треклятые две тысячи километров из Берлина в Одессу только затем, чтобы провести в нашем городе одни сутки? Только затем, чтобы жрать и, плохо скрывая скуку, выслушивать в переводе с румынского приветственные речи? Только затем, чтобы восхититься архитектурой разрушенного бомбежкой города и насладиться «Царской невестой» в исполнении оставшихся в Одессе третьесортных певцов?
Нет, конечно!
РЕВИЗОР, несомненно, и даже в первую очередь, посетил Тюремный замок и опустевшее уже гетто на Слободке и убедился, что Антонеску на этот раз сказал Гитлеру правду – евреев в Одессе нет!
Да, действительно, Антонеску сказал Гитлеру правду, но, к счастью, не всю…
В городе в эти дни оставалось еще несколько десятков евреев, и мы в их числе.
И хотя облавы на улицах прекратились, наше положение с каждой минутой становилось все хуже. Так, квартира Эмильки, повисшая где-то между небом и землей в разрушенном бомбежкой доме, теперь, когда снег сошел и руины обнажились, стала не только заметна с улицы, но и грозила рухнуть каждую минуту.
Нужно было искать новое убежище.
Поисками, как всегда, занималась Тася. Теперь, на залитых солнцем улицах, это было особенно опасно: она уже не могла скрывать лицо, закутываясь в платок, и здесь, в этом родном ей городе, каждый встречный мог ее узнать и выдать.
Но вот наконец 17 марта 1942-го, под вечер, она вернулась уставшая в квартиру Эмильки и показала ключ от их нового убежища.
Как оказалось, ей удалось нанять комнату, под видом «дачи на лето», в доме, принадлежащем некой Арнаутовой.
Дом, по рассказу Таси, находится на 11-й станции Большого Фонтана, в деревне, носящей имя Дерибасовка, в достаточно глухом месте, на улице Костанди, и проживают в нем только две старухи – сама Арнаутова и какая-то ее родственница по фамилии Федоренко. Обе они производят очень хорошее впечатление: о национальности не спросили и, видимо, были рады столь неожиданно свалившимися на них «дачникам».
Ну, все – нужно уходить. До Дерибасовки более 10 километров.
Сегодня они уйдут без вещей и только вдвоем с Изей. Ролли она заберет завтра, а потом и Эмилька сможет к ним перебраться. Так она и со старухами договорилась: трое взрослых и один ребенок. И задаток за «дачу» оставила – свое обручальное кольцо.
Тася с Изей ушли и, как это ни невероятно, добрались до Дерибасовки. А утром Тася, как обещала, вернулась за ребенком. Она поднялась по висящей над пропастью лестнице на четвертый этаж, подошла к двери в квартиру и… с ужасом поняла, что дверь открыта настежь?!
Не помня себя, Тася вбежала в квартиру, прежде всего, конечно, в кухню, где должна была быть Ролли. Но Ролли там не было…
Тася бросилась в комнату и… увидела Эмильку…
Эмилька лежала полу в луже запекшейся крови.
Трудно сказать, как повела бы себя в такой ситуации другая женщина.
Но Тася даже не вскрикнула и, конечно, не выбежала в страхе за свою жизнь из этой квартиры, а стала искать Ролли. Она металась по комнатам, заглядывала во все углы, но, видимо, в смятении чувств, не догадывалась заглянуть на антресоли.
«Ролли! Ро-л-л-и!» — вопила она, не обращая внимания на то, что ее крики могли быть услышаны на улице, и уже начинала понимать, что кричит напрасно, что девочки в квартире нет и нужно уходить…
Но вдруг, неожиданно, в темном проеме антресолей, под самым потолком, показалась заспанная морда Ролли.
«Чего ты орешь? – спросила она совершенно спокойно. Ты что забыла, я же сплю здесь, на антресолях? Ты меня совсем разбудила…»
Тася после войны рассказывала, что с этой минуты она обрела какое-то ледяное спокойствие и действовала, как автомат: не говоря ни слова, она стащила эту мерзавку на пол, одела ее кое-как и почти скатилась по качающейся лестнице.
А потом все шла и шла, эти бесконечные 10 километров до Дерибасовки, таща за собой ревущую от страха, голода и усталости Ролли.
Добравшись в конце концов до Дерибасовки и убедившись в том, что и Изя, благодарение Богу, пока жив, она еще нашла в себе силы соврать хозяйкам их новой «дачи», что дочку зовут «ВАЛЯ».
Так, совершенно случайно, Ролли стала ВАЛЕЙ.
На всю дальнейшую жизнь…
Закончив описывать это событие,
