Книга Белая Россия. Люди без родины (2-е издание) - Эссад Бей

о новой выходке Советов. «К бесчисленным преступлениям большевиков — сообщала она — прибавилось еще одно. Ради успехов Третьего Интернационала они решили продать заграницей сокровища, находившиеся прежде в частных картинных галереях. Среди них — следующие произведения…» Далее шел список картин и их репродукции.

Князь Дабижа чувствовал себя глубоко оскорбленным — среди картин фигурировали те, что некогда украшали стены его княжеского жилища! И эти сокровища пойдут в Берлине с молотка, на аукционе у некого Лепке[68]! Причем вырученные за них деньги попадут в карманы большевиков, в то время как их законный владелец зарабатывает на кусок хлеба таксистом. Было от чего потерять голову…

Дрожа от ярости, князь засел за письмо в редакцию, где по справедливости клеймил большевиков. Понятно, на следующий день гневное письмо князя вышло на первой странице газеты, под заголовком с аршинными буквами.

Вот так в жизни князя началась новая эпоха. Вслед за письмом эмигрантская газета опубликовала обширное интервью с князем. Знакомые стали относиться к чете Дабижей более уважительно. Вся эмигрантская пресса стала следить за делом, получившим название «Дело Дабижа». Собратья по несчастью стали, как один, советовать ему привлечь большевиков в европейский суд. Такая идея стала казаться Дабиже вполне осуществимой. В конце концов, это он — законный хозяин картин, украденных большевиками. А воровство ни одна цивилизованная страна потерпеть не может. Знакомые князя предлагали, не теряя времени, ехать в Берлин. Князь внял подобным советам, с трудом наскреб деньги на дорогу и отправился в Берлин, убежденный, что тамошний суд вернет ему собственность. Тогда, Бог даст, он сможет купить собственное авто: иметь авто было заветной мечтой каждого шофера-эмигранта.

В Берлине Дабижа нанял адвоката и подал в суд на советское правительство и на Аукционный дом Лепке. Дело о похищенных большевиками картинах стало не только курьезной правовой проблемой, но и международным скандалом. Почти каждый день о нем писали газеты в Париже, Лондоне и даже за океаном.

Художники рисовали ядовитые карикатуры, фотографы печатали снимки с трогательными подписями, а все земные и небесные проклятия посылались на вождей Советской России. Скандал достиг кульминации, когда судебный пристав, объявившись у Лепке, реквизировал, согласно временному приказу, все картины, принадлежавшие в прошлом Дабиже.

Князь жил в Берлине и всячески способствовал судебному процессу, мечтая о победе над Советами. Пришел день слушания дела, после чего — новый скандал: суд оправдал Советы. Притязания князя были отвергнуты, и его обязали оплатить судебные издержки. Так бесславно закончился и этот процесс. Эмигрантские газеты продолжали метать громы и молнии против большевиков и их приспешников, но Лепке преспокойно продал картины, украденные у Дабижы, а Советы преспокойно использовали выручку ради успехов Третьего Интернационала.

В очередной раз князь потерпел поражение. Опечаленный, он вернулся в Париж и снова сел за руль чужого авто. Теперь ему приходилось откладывать каждый лишний грош, дабы оплатить судебные издержки в Берлине.

Однако и на сей раз произошло непредвиденное событие, даже чудо, которое может случиться или в сказке, или в жизни шофера-эмигранта.

Во время Берлинского процесса имя Дабижи стало широко известным. Даже люди, далекие от русских дел проведали, что существует некий князь Дабижа и некий ставленник большевиков Лепке, причем первый подал в суд на последнего, но дело проиграл. В далекой Хорватии, таким образом, имя Дабижи предстало перед очами местных националистов. Без особых затруднений эти националисты связали его с родом Дабижи-Котроманич и с местными стародавними традициями. Не подлежащие сомнению исторические источники указывали на то, что предки Дабижи некогда принадлежали к славной королевской династии Хорватии[69]. Не беда, что потом Хорватия принадлежала Австрии, а теперь — сербам. Базовые принципы легитимности не могут быть порушены парой пропущенных столетий! Если предки князя Дабижи были королями, следовательно, их трон принадлежит по закону именно ему — также, как и картины из его петербургского особняка — пусть проклятый Лепке и продает их на своих проклятых аукционах!

Всех подробностей мы не знаем, но события в общем развивались так: однажды, когда князь колесил по парижским улицам, перед ним предстал пристойно одетый иностранец. Тот, наняв такси, отправился кружить по Парижу, болтая о том и о сём, а затем предложил водителю корону Хорватии. Как и следовало ожидать, таксист был поражен. «Не имеете ли вы честь принадлежать роду древних государей Хорватии?» — задал вопрос иностранный джентльмен. Дабижа этого не смел отрицать, хотя подобное обстоятельство как-то выпало из его памяти, в особенности, после напряженной работы на парижских улицах. Иностранец продолжал энергично напирать на подзабытое историческое прошлое, после чего князь окончательно согласился со своей принадлежностью к королевскому роду. Быстро рассчитавшись с берлинским долгом и оставив скорбный труд шофера, он приготовился принять предложенную ему корону Хорватии. В конце концов, лучше быть в изгнании королем, а не князем. А король, как деликатно напомнил ему вежливый иностранный господин, не может «крутить баранку».

Вероятно, после знаменательной встречи изменился и стиль вечерних общений с супругой. «Утром я вышел из дома как шофер, а вернулся как король» — сказал, возможно, в тот судьбоносный день Дабижа. Его жена в первый момент скорей всего решила, что князь после пережитых невзгод лишился рассудка, но вскоре всё разъяснилось, и княжна Кантакузен благословила тот день, в который она связала свою судьбу с князем Дабижа.

Далее сюжет стал разворачиваться по схеме, заданной положением короля в изгнании. Хорваты сформировали специальный Комитет, призванный содействовать интересам законного короля Хорватии. Типографии выпустили тысячи листовок и брошюр, отстаивавших трон Дабижи-Котроманича. Сам бывший князь переехал в новую резиденцию, не такую, правда, пышную, как его петербургский особняк, но во всяком случае лучшую, нежели у других таксистов, беженцев из императорской России.

«Комитет Котроманича» занимался той же деятельностью, что и все комитеты прежних или будущих монархов. Дабижа был доволен: князь в изгнании мог быть нищим, но претендент на корону подобное не может себе позволить. Это — фортуна, оценить которую лучше всех может несчастный беженец. Пока будут выходить прокламации с королевским гербом Дабижи, пока будет работать Комитет по его делам, сам Дабижа не пропадет. Его Величество, король Хорватии был доволен вытянутым жребием. Иногда он позволяет себе вспомнить о прошлой парижской жизни и о прошлых коллегах по «шоферской баранке».

Никто не имеет права обвинить, что он их оставил. Напротив, — еще одним претендентом больше, еще одной надеждой больше. Нет сомнений, что как только Дабижа взойдет на хорватский престол, в его королевской гвардии объявится не один бывший парижский таксист.

XVIII

Человек, спасший Францию