Книга Пиранья против воров 2 - Александр Бушков

– Кирилл Степаныч! – отчаянно возопил охранник,несомненно, страстно желавший, чтобы старый и опытный дядя Мазур принял на себявсе тягостные хлопоты.

– Некогда! – рявкнул Мазур. – Нужно срочно…

Он намеренно и оборвал на этой многозначительной ноте, чтобыне терять времени. Конечно, они и не пытались его остановить, не опамятовалисьеще.

* * *

…Он старался не нарушать правила очень уж нагло, но везде,где только мог, подрезал, проскакивал на желтый, вылетал на встречную.Чертовски хотелось ошибиться, решить, что он гонит в уютный окраинныйбордельчик зря, что Гвоздем все и ограничится… но холодная логика профессионалаподсказывала: пошла усердная зачистка, бесстрастно и хватко рубятся концы, ивполне можно опоздать…

Еще издали, завидев красно-белый шлагбаум поперек солидныхкирпичных столбов, он начал отчаянно сигналить: так, что шлагбаум взлетелвверх, что твоя птичка. Лихо затормозив, Мазур влетел в привратницкую, рявкнулс порога:

– Все спокойно?

Охранник, тот самый, что в прошлый раз встречал их с Бычей,подтянулся и прилежно отрапортовал:

– Никаких происшествий не было!

– Приезжал кто-нибудь в последние полчаса?

– Ни единой живой души… Только с час назад заехал клиент кнашей… к Ларке, короче.

– Пушка у тебя есть? – спросил Мазур. – Отлично.Занять глухую оборону, никого не впускать. Ни своих, ни чужих, понятно? –И, чтобы избежать лишних объяснений, добавил: – Папа приказал, усек? Ктобы ни стал ломиться, пушку в лоб, клади мордой на асфальт… Живого клади, орел,ясно?

Выскочил на улицу, огляделся словно волк, пытающийся понять:не притаились ли поблизости эти чертовы двуногие со своими гремящими палками.Тишина и благолепие вроде бы, оазис, как уже говорилось…

– Зажги свет на территории! – крикнул Мазур враспахнутую дверь. – Совсем темно уже…

И размашистыми шагами направился к невысокому крыльцу. Онбыл на полпути, когда холодным ртутным светом вспыхнули уличные фонари.

Верзила в роскошном вестибюле опять-таки был тот же самый,завидев Мазура, кивнул, как своему.

– Кто в здании? – быстро спросил Мазур.

– Телепузик и Ларка с клиентом, – преспокойноотрапортовал привратник. – А что?

– Запри входную дверь, – распорядился Мазурнепререкаемым тоном. – Пушку наготове. Кто бы ни ломился, не пускать.

– А что случилось? – Судя по благодушной роже, до этогоорелика еще не дошла серьезность ситуации, да оно и понятно, откуда емупроникнуться, в здешнем уюте сидючи и не видевши мертвого босса?

– Папу убили.

– Чего-о? Шутите?

– Ага! – рявкнул Мазур, давая выход эмоциям. – Сдругого конца города ехал, чтобы с тобой пошутить, всю жизнь мечтал! Дверьзапри! И пушку под рукой держи! – Он сделал над собой некоторое усилие,смог даже улыбнуться. – Потому что, не исключено, всех нас тут сейчасбудут убивать. Мочить, если тебе так понятнее…

Слева, из сауны, не доносилось никаких таких особенныхзвуков – то ли там отдыхали от трудов праведных, то ли клиент на сей разпопался скромный, не стремившийся в интимной жизни к лишней огласке. Прыгаячерез две ступеньки, Мазур поднялся на второй этаж, в комнату с телевизорами.Телепузик, разумеется, торчал у монитора, всецело поглощенный зрелищем.

– Вуайеризмом маемся помаленьку? – спросил Мазур.

Телепузик неохотно отвлекся:

– Да ну… Вуайеризм – это когда вживую подглядывают, а ежелипо ящику, то получается всего-навсего просмотр порнухи… Вы по какой надобности?

– По неотложной, – сказал Мазур. – Процесс, я такпонимаю, идет?

– Ага. Во – фантазер…

Зайдя за стойку, Мазур глянул на экран, покрутил головой.Очередной клиент и впрямь оказался субъектом с нездоровой фантазией – даже навзгляд видавшего виды мужика, позиция, в которую он установил Лару, была, мягкоговоря, затейливой.

– А? – хихикнул толстяк. – Кама с утра и кама свечера… А вообще, надо потом попробовать…

– Долго ему еще елозить? – нетерпеливо спросил Мазур, споджатыми губами косясь на экран и гадая, как же можно получать удовольствие втакой позе.

– Вот-вот время выйдет… Минут десять осталось.

– Это чересчур, – задумчиво сказал Мазур. – Нет унас столько времени, чует моя душа… Иди живенько и вышиби его к чертовойматери, придумай что-нибудь…

– Но ведь…

– Я кому сказал? – грозно прикрикнул Мазур.

Телепузик, после известных событий питавший к немунешуточное уважение, замешанное, понятно, на страхе, начал приподниматься,что-то обиженно бурча под нос.

В следующий миг Мазур ослеп.

Темнота была непроницаемой и абсолютной. На короткое времяон растерялся, но тут же пришел в норму, услышав оханье Телепузика:

– Бля, надо же… Свет вырубило…

Все моментально встало на свои места. Никаких катаклизмов непроизошло, и с глазами ничегошеньки не случилось – просто-напросто вырубилсясвет…

Просто-напросто?! Что-то не верилось в данный момент в любыесовпадения…

Шторы на окнах были плотными, надежными. Так что различитьчто-то в наступившем мраке могла бы разве что сова или человек, снабженныйприбором ночного видения. Ничего подобного у Мазура в заначке не имелось, неДжеймс Бонд, чай, и он слепо таращился в темноту…

И упал за стойку, затаил дыхание отнюдь не потому, чтоувидел шевеление у двери, – попросту отреагировал на легонький скриппетель по многолетней привычке бороться за свою жизнь с напряжением всехчеловеческих сил…

Щелкнул характерный хлопок – и рядом с Мазуром грянулось обпол тяжелое тело.

Несколько секунд конечности еще конвульсивно постукивали полинолеуму, потом все стихло. Телепузик больше не шевелился, и Мазур понимал,что с ним покончено. С одного выстрела наповал, в кромешной тьме – такое моглоозначать только одно: стрелявший не сверхъестественное существо и не сова, унего всего лишь с собой «ночной глаз», и не обязательно навороченный, тутдостаточно отечественной «Ящерицы»…

Медленно-медленно, не производя ни малейшего шороха, Мазурсогнул руку, отстегнул большим пальцем кнопку «горизонталки» и вытянулпистолет. Замер, обратившись в слух, бесшумно дыша. При всем его опыте шансыбыли хреновые – он не видел ни зги, а противник, наоборот, владел ситуацией.Невесело…

Глаза начали самую-самую малость различать оттенки и отливыв темноте, легче от этого не стало, но комната больше не казалась внутренностьюнаглухо закупоренной бочки. Слух, слух, сейчас нет ничего важнее слуха…