Книга Анжелика и ее любовь - Анн Голон

Анжелика застыла, как будто он ее ударил. Время шло, и в наступившей тишине она вдруг очень явственно расслышала похожий на раздирающее стенание вой ветра в вантах и парусах, и этот тоскливый звук мучительно отдался в ее сердце.

Когда он произносил свои последние слова, на его лице промелькнуло то же высокомерное выражение, что и у могущественного тулузского сеньора былых времен. И Анжелика узнала того знатного сеньора в его нынешнем обличье искателя приключений. Это был он, ОН!

Должно быть, она смертельно побледнела.

Он подошел к шкафчику в глубине салона и открыл дверцу. Со спины это был всего лишь ее знакомец Рескатор, и на мгновение в душе Анжелики забрезжила надежда, что все это только дурной сон. Но он вновь приблизился к ней, и в полусвете полярной зари неумолимый рок опять явил ее взору забытое лицо ее мужа.

Он протянул ей бокал.

— Выпейте коньяку.

Она отрицательно мотнула головой.

— Выпейте, — настойчиво повторил он все тем же суровым, хриплым голосом.

Чтобы не слышать больше этого голоса, она залпом осушила бокал.

— Теперь вам лучше? Но почему вам стало дурно? От проглоченного коньяка у Анжелики захватило дух, она закашлялась и не сразу смогла отдышаться. Его вопрос помог ей немного собраться с мыслями.

— Вы спрашиваете — почему? Узнать, что человек, которого я оплакивала столько лет, жив, что он стоит передо мною — и вы еще хотите, чтобы я…

На смуглом лице на миг блеснули по-прежнему белые, великолепные зубы. Это в самом деле была улыбка Жоффрея, последнего из трубадуров, но омраченная то ли грустью, то ли разочарованием.

— Пятнадцать лет, сударыня! Вдумайтесь в это! Пытаться обмануть себя было бы с нашей стороны недостойной и глупой комедией. За эти годы оба мы — и вы и я — прожили иную жизнь и познали иные увлечения.

Правда, которой она упорно отказывалась посмотреть в лицо, внезапно пронзила ее, словно холодный, острый кинжал.

Она нашла его, но он ее больше не любит! Много-много лет она представляла его себе в мечтах, и ей всегда виделось одно и то же — как он протягивает к ней руки. Ее мечты — теперь она это ясно понимала — были всего лишь пустыми фантазиями, наивными, как и большинство женских фантазий. Жизнь высекает свои письмена на твердом камне, а не на мягком воске, из которого лепятся бесхитростные мечтания. Ее запечатлевают удары острого, тяжелого резца, безжалостные, причиняющие боль.

«Пятнадцать лет, сударыня! Вдумайтесь в это!»

Он любил других женщин…

Может быть, он женился? На женщине, которую полюбил страстно, гораздо сильнее, чем когда-то любил ее?

На ее висках выступил холодный пот. Ей показалось, что еще немного — и она снова потеряет сознание.

— Почему вы открылись мне сегодня?

Он приглушенно засмеялся.

— В самом деле — почему именно сегодня, а не вчера и не завтра? Я уже сказал вам: чтобы покончить с тем нелепым положением, в котором мы оказались. Я ждал: быть может, вы меня все-таки узнаете, однако пришлось признать, что вы тихо и окончательно похоронили память обо мне, ибо вашу душу явно не смущали никакие, даже самые легкие сомнения. Вы расточали свои заботы вашему дорогому раненому гугеноту и его детям и, право же, хотя ни один муж, пожалуй, не имел такой блестящей возможности понаблюдать, оставаясь неузнанным, за поведением своей ветреной супруги, эта комедия в конце концов все же показалась мне чересчур сомнительной. Или же я, по-вашему, должен был ждать, пока вы явитесь ко мне, как к капитану корабля и единственному здесь хозяину, а значит — и единственному представителю закона, дабы просить меня сочетать вас браком с этим торговцем? Этак мы завели бы нашу шутку слишком далеко, не правда ли.., госпожа де Пейрак?

И он рассмеялся своим хриплым смехом, который Анжелика уже была не в состоянии выносить.

— Замолчите! — крикнула она, затыкая уши. — Все это ужасно…

— Не смею возражать. Вот уж действительно крик души — откровеннее не бывает.

Он продолжал иронизировать. Ему было нипочем то, что, словно ураган, рвало и крушило ее сердце. Еще бы, ведь он успел давно свыкнуться со всем этим — как-никак он уже в Кандии знал, кто она такая. И потом — эта история, конечно, мало его волнует. Ведь тот, кто больше не любит, смотрит на вещи так просто…

К тому же при всей двусмысленности и драматичности их положения он в душе наверняка над ним потешается.

И в этом Анжелика тоже узнавала прежнего графа де Пейрака. Разве не смеялся он в зале суда, зная, что ему грозит костер!..

— Мне кажется, я сойду с ума! — простонала она, ломая руки.

— Не сойдете.

И как бы для того, чтобы ее успокоить, он заговорил с нарочитым безразличием:

— Не тревожьтесь, уж кому-кому, а вам не сойти с ума из-за такой малости. Полноте, ведь вы и не то еще видывали, и все же остались в здравом рассудке. Женщина, которая не уступила Мулею Исмаилу… Единственная, христианская пленница, которой когда-либо удалось бежать из гарема и из султаната Марокко… Правда, в этом вам помог ваш храбрый спутник.., этот легендарный король рабов.., как бишь его звали? Ах да: Колен Патюрель.

Задумчиво глядя на нее, он повторил:

— Колен Патюрель…

Это имя и странный тон, которым оно было произнесено, проникли сквозь туман, все еще застилавший сознание Анжелики.

— Почему вы вдруг заговорили о Колене Патюреле?

— Чтобы освежить вашу память.

Взгляд его горящих черных глаз притягивал к себе ее взгляд. В нем была неодолимая магнетическая сила, и несколько мгновений Анжелика была не в силах отвести глаза, точно птичка под завораживающим взглядом змеи. В ее мозгу молнией вспыхнула догадка:

«Значит, он знает, что Колен Патюрель любил меня.., и что я любила его».

Ей стало страшно и больно. Вся ее жизнь представилась ей вереницей непоправимых ошибок, за которые теперь ей придется дорого платить.

«Да, у меня были другие увлечения.., но они же ничего не значат!» — хотелось ей крикнуть с неподражаемой женской непоследовательностью.

Как растолковать ему это? Любые ее объяснения прозвучали бы путанно и неуклюже…

Плечи Анжелики поникли, словно на них каменной тяжестью легла вся ее прежняя, грешная жизнь.

Подавленная, она уронила голову и закрыла лицо руками.

— Вы же видите, моя дорогая, — уверения ничего вам не дадут, — пророкотал его глухой голос, по-прежнему казавшийся ей голосом незнакомца. — Повторяю вам: я не охотник до лживых комедий, которые вы, женщины, умеете так великолепно разыгрывать. Я предпочитаю видеть вас откровенно циничной — такой же, как я сам. А чтобы вполне вас успокоить, я даже скажу, что понимаю ваше потрясение. Какая ужасная неприятность: готовишься вступить в законный брак с новым избранником сердца, и вдруг объявляется давно забытый муж и в довершение всех бед, кажется, требует у тебя отчета. Не тревожьтесь — у меня этого и в мыслях нет. Разве я сказал, что буду препятствовать вашим матримониальным планам, раз уж вы так ими дорожите?