Книга Одесская сага. Нэцах - Юлия Артюхович (Верба)

И конвейер заработал.

Замрите! Не дышите!

Нет ничего утомительнее очереди в поликлинику, тем более если это флюорография в диспансере. Как будто команду лаборанта «Замрите! Не дышите!» выполнила не жертва направления терапевта, а само время. Даже самый небрезгливый оптимист вдруг боковым зрением начинает замечать, как кружат в коридоре палочки Коха.

Здание было старинным, царских времен, и несмотря на слои и пузыри дешевой краски на полу и стенах, все же величественным. Пациенты, покашливая от волнения, сидели вдоль стены, стараясь меньше касаться всего и реже дышать. Жене тоже ужасно хотелось кашлять и курить одновременно. Чтобы отвлечься, она достала маленькую записную книжечку и стала писать список дел на отпуск в августе. Он включал заготовку варенья, благо сахар Лидка сможет достать, и консервацию овощей. Женя быстро в уме складывала дни рождения, календарные праздники на зимний сезон, чтобы определить соотношение литров и килограммов на душу семьи и во что встанет спокойная жизнь зимой.

После флюорографии она отправилась со снимком к врачу:

— Ну, доктор, жить буду?

По взгляду доктора она поняла, что шутка не удалась.

— Или буду, но недолго?

Врач продолжал тяжело молчать. Потом еще раз поднял рентген…

— У вас процесс…

— Нюрнбергский? — максимально безразлично поинтересовалась Женя.

— Хуже, — вздохнул доктор и выдавил: — Открытый процесс в легких. Это туберкулез в финальной стадии. У вас есть дети?

Женька зашла домой, кинула на стол лист в затейливой, почти арабской вязи и поспешила переодеться.

— Мам, это что? — Нилочка помахала бумажкой перед матерью, которая выплыла из комнаты в домашнем ситцевом халате.

Женя, несмотря на полжизни за пределами Одессы, оставалась дочерью Молдаванки до мозга костей.

— Шё? — Она произносила именно так — с мягким «ё», а не с «о».

— А, это? Это — диагноз. Из тубдиспансера, — и, прищурив глаз, сунулась прикуривать от керогаза зажатой в зубах папиросой.

— Мама! — бледная Нилочка с полными слез глазами трясла листком, — мамочка…

— Туберкулез, да. Вам с Вовкой, кстати, тоже надо проверится, я заразная, — Женя глубоко затянулась и закашлялась.

Нила попыталась ее обнять.

— Мамочка, ты как? Чем помочь? Ты купила лекарство?

— Я — как обычно, — парировала Женя и полезла в сумку. Достала оттуда пакет с рассыпающимися таблетками. — Вот черт! Полсумки в них! — Она аккуратно выбрала из недр еще пригоршню цветных таблеток и, на секунду задумавшись, метнула их в плиту. Они затрещали и вспыхнули маленькими зеленоватыми искрами.

— Мама! Ты что?! — вскрикнула Нила.

— А шо? — с невозмутимым видом глядя куда-то сквозь Нилочку, парировала Женя. — Врач сказал бросить курить и начать пить таблетки, потому что… — Она выдержала мхатовскую паузу и насмешливо приподняла бровь: — Жить мне, по его мнению, от силы два месяца.

Женя взвесила на ладони оставшиеся в пакете лекарства и, открыв печную заслонку, забросила его в огонь.

— Ты… ты что? — плакала Нила.

Женя, не выпуская папиросы изо рта, флегматично выдала:

— Ну если жить осталось два месяца — то с какой радости так мучатся?

Нила все-таки прорвалась и вцепилась в тощую мамину спину мертвой хваткой.

Женя потрепала дочку по голове:

— Да не реви ты. Придумал тоже! Я не для того войну пережила, чтобы от чахотки загнуться — вон даже твоя тетка чахлая еще двадцать лет назад выкарабкалась. Так что успокойся, не сдохну! — Женя по привычке взяла заварочный чайник и жадно отпила прямо из носика. Поймала на себе полный ужаса Нилочкин взгляд:

— Ну? Чего уставилась?

— Мам… ты это… там же заварка… на всех… Может, тебе в чашку налить?

— Себе теперь в своих чашках заваривайте. А это мой чайник. Буду пить, как хочу! И привычек своих не буду менять… Я буду жить, как жила. Сколько бы мне не осталось! Нечего мать хоронить раньше времени! Боитесь? Валите отсюда! Не маленькие! Это мой дом! И мой чайник. Понятно?! — кричала она вслед выбежавшей Ниле. Оставшись одна, Женька достала записную книжку и вырвала трясущимися руками листочек со списком летних заготовок. По расчетам врачей — до августа ей не дожить. Она подержала листочек, а потом выдернула шухлядку из кухонного стола, поворошила набросанную туда мелкую дребедень и выудила булавку. С силой приколола листок на дверной косяк.

— Не дождетесь! — и, подхватив заварочник, ушла в комнату.

Звездный час

Через два месяца, когда были готовы новые документы, что обещал пахан, с новой партией морфина передали увесистый пакет и записку от Митрича. Тот прислал двухкилограммовый образец и предлагал переговорить с паханом о поставке наши´ — так на узбекский лад они называли анашу.

Борис понял, что его час пришел. Пахан даже не стал посылать образец лепиле — сам опробовал и не особо стал торговаться, потому что за два прошедших месяца прочно занял две трети города со своим товаром и ожидал, что вот-вот наладится неофициальный канал поставки в военные госпитали.

Потому Вайнштейн пошел ва-банк: пахану сказал, что срочно надо рассчитаться наперед за сегодняшнюю партию, Митричу написал записку, что в связи с новым рынком сбыта — госпитали — срочно нужна месячная партия морфина и двойная — конопли, за которую он выторговал ту же цену, что и за морфий. Борис рисковал… и понимал, что если всплывет его гешефт, он будет обречен на муки нечеловеческие, когда просто смерть станет для него царским подарком. Весь расчет был на факторе времени, вернее, на отсутствии оного.

Расчет оправдался: получив день-в-день деньги за два предыдущих месяца, казачки отбросили осторожность и отправили не то, что Борька просил, а с «походом». В результате у него на руках оказались не только деньги за два месяца за морфин, но и 12 килограммов морфина — двухмесячная партия — и 16 килограммов, целый пуд конопли. При всем желании просто так скрыться с таким тяжелым и габаритным грузом он не мог, помощников брать, даже втемную, граничило с самоубийством, вот и пришлось располовинить попавший в руки товар и, как ни ныла душа, отдать половину пахану под видом ежемесячной поставки, коим это, по большому счету, и являлось. Но Борька не был бы Борькой, если б даже в этой ситуации не выгадал бы что-то для себя — он предупредил пахана, что обнаружил недовес в товаре, и нужно разобраться лично, чья вина, попросил неделю на решение проблемы, и пахан, проавансированный товаром на месяц вперед, только молча кивнул — дескать, все понимаю, хозяйский гнев должен быть пролит на истинного виновника.

Хватились Вайнштейна через 10 дней, когда квартирная хозяйка пришла требовать деньги за прошедший месяц — он в суматохе просто забыл оплатить свое жилье. Подняли на ноги местных, опросили с пристрастием залетных бандитов и гастролеров, разослали весточки в Москву, Одессу и Ростов… Никто не знал и не видел, но, надо признать, искали не очень активно на всякий случай — человек поехал разбираться со своими, мало ли какие могут быть варианты? Ждали прибытия представителя поставщика.