Книга Когда умирает король - Элина Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подкрепившись, Хейди возвращается к мыслям о новом деле. Интуиция подсказывает, что персонал агентства «Фаер» едва ли причастен к насильственной смерти Ларса. А потому резонным был бы вопрос: как выглядит изнанка рекламного бизнеса? Что стоит за эффектно обставленной смертью? Хейди считает, что для убийцы такой бесчеловечный поступок — это извращенная форма наказания: либо месть, либо восстановление справедливости. И чем больше она думает над ситуацией, тем сильнее в ней крепнет ощущение, будто жившего припеваючи Ларса вдруг постигла какая-то карма и он поплатился за содеянное. Но что такого он натворил? Хейди уверена: ключ к разгадке кроется именно в прошлом Ларса. И если она права, то речь должна идти о делах куда более ужасных, нежели разногласия в крошечном, алчном до денег хельсинкском рекламном мирке.
30 ИЮНЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Саана сама не своя от беспокойства. Уже два дня она мучительно подбирает слова для важного разговора. У нее есть цель — поближе познакомиться с Хеленой.
Сначала, конечно, нужно позвонить — не может же Саана взять и ни с того ни с сего заявиться с расспросами к родителям, на протяжении тридцати лет оплакивающим свою трагически погибшую дочь. В итоге Саана отметает все заранее заученные фразы и просто звонит. Все, обратной дороги нет. Один за другим из трубки доносятся гудки, прежде чем их череду прерывает нежный женский голос:
— Хилкка Тойвио.
Саана представляется и тактично излагает причину звонка: ее волнует судьба Хелены. Голос на другом конце провода ненадолго стихает, после чего произносит:
— Со смерти Хелены прошло столько лет, что кажется, будто воспоминания безвозвратно рассыпаются в пыль. И все же я не хочу отказываться от них, — женщине грустно. — Приходите.
Проходит минут сорок — и Саана на своем велосипеде уже у фермы Тойвио.
Мама Хелены производит впечатление женщины мягкой и добродушной. Возраст подобрался к ней очень деликатно — черты лица пронизывает умиротворенное благородство. Волосы коротко острижены, и Саане вдруг становится интересно, по какой загадочной причине все финские дамы, отпраздновавшие полувековой юбилей, непременно спешат избавиться от своих кудрей. Уж она-то к своему пятидесятилетию отпустит такие косы, какие только сможет на себе унести.
Саана робко улыбается маме Хелены и проходит в гостиную. Она понятия не имеет, как завязать разговор, поэтому просто благодарит:
— Спасибо, что позволили прийти.
Хилкка просит Саану следовать за ней.
— Я сварила нам кофе и достала из холодильника пирог, — дружелюбно сообщает Хилкка, и у Сааны не остается сомнений в том, что женщина очень рада гостям. — Украсила его прошлогодними замороженными ягодами, будет преступлением не съесть его сегодня же. Новый урожай на подходе, в этом году тоже вдоволь наедимся, — говорит Хилкка, приглашая Саану сесть на диван. На журнальном столике уже расставлены кофейные чашки, а в центре красуется пирог с клубникой и ревенем. От взгляда Сааны не ускользает и крошечный сливочник, в который бы, конечно, Саана налила овсяное молоко, но об этом она из вежливости помалкивает.
Беседу нужно как-то начать. Саане было бы интересно просто послушать о том, какой была Хелена. О характере, запомнившихся эпизодах из детства — обо всем, что послужит зацепкой, ведь Саана помнит: виновным может оказаться и кто-то из семьи. Значит, сейчас хорошо бы как можно больше молчать, надеясь на то, что мама Хелены заполнит своими рассказами образовавшуюся тишину.
Хилкка начинает с детства дочери и ее маленьких побед. Сбивчивый, скачущий туда-сюда рассказ о Хелениных школьных отметках лопается от множества деталей, но Саана не перебивает, молчаливо поощряя женщину погружаться в воспоминания. Заметно, что Хилкка гордится дочкой. Беря с тарелки второй кусок невыносимо вкусного пирога, Саана кивками дает понять, что вся внимание. Пирог напоминает о бабушке.
— Вот-вот, не стесняйтесь, берите еще. Я рада, что вам нравится, — говорит женщина и тут же принимается рассказывать о прекрасных стихотворениях, которые писала Хелена.
— Она с детства много читала. Всегда ходила с книжкой.
— Творческая натура, — улыбается Саана. — Может, у вас сохранилось что-нибудь из написанного?
— Знаете, до вашего вопроса я особо не задумывалась над этим. По идее, что-то осталось. Хелена прилежно посещала уроки творческого письма, даже участвовала в конкурсе стихов, организованном газетой «Хартолан Саномат». Конкурсное стихотворение у меня точно где-то лежит. Тогда в газете напечатали все работы.
— Было бы здорово взглянуть, — с энтузиазмом произносит Саана, придвигаясь поближе к чашечке кофе.
Мама Хелены встает и проходит прямо к нижним шкафчикам огромного книжного стеллажа и выуживает оттуда большущий темный фотоальбом. Она шелестит страничками, то и дело чему-то улыбаясь. Сколько чувств поднимают в ней все эти фотографии… Наконец она останавливается на развороте, где красуется страничка из той самой газеты, и протягивает его Саане.
— Вот оно. Стихотворение Хелены напечатали в августе 1989 года, прямо перед тем как… Публикация прошла никем не замеченной, да и в конкурсе Хелена в итоге не победила. Я очень поддерживала ее, но материнские утешения для нее мало чего стоили. Наверное, она втайне мечтала, что ее юный гений кто-то внезапно откроет, заметит, но, знаете, Хартола — не место для тонких и возвышенных натур.
Саана улыбается тому, с какой иронией женщина говорит об ограниченности Хартолы. Хотя понятно, что и сама Хилкка — плоть от плоти этого места. Саана погружает свой взгляд в разворот альбома. На середине правой страницы нарисована витиеватая рамочка, украшающая слова:
Из свежего поэтического улова: автор — Хелена Тойвио
— Разве не прекрасно? — улыбаясь, спрашивает Хилкка. Саана не знает, что сказать. Кажется грустным и немного жутковатым то, что в последнем стихотворении девочки говорится о пороге, из которого ее саму вскоре и выловили.
— Эти строчки будто намекают на тайное знание, которое как-то оказалось у Хелены, хотя не должно было, — задумчиво произносит Саана, глядя на разворот. — Вам что-то приходит на ум?
Во взгляде госпожи Тойвио читается легкая обида.
— Хелена была честной и порядочной девочкой. Ей нечего было скрывать, а если бы и было, она, разумеется, рассказала бы, — говорит она. Саана понимающе кивает и решает, не мешкая, сменить тему.
— Если Хелене нравилось писать стихи, то, стало быть, и дневники вела? Вы не помните? — интересуется Саана, изучая обрезы страничек.
— Вела, конечно же. Когда случилось то, что случилось, полиция забрала все тетрадки. Так нам их и не вернули.