Книга Черное Рождество - Наталья Александрова

Пристав Семикуров, почувствовав политический запашокобнаруженного вертепа, вдовицу поскорее отправил восвояси. Правда, и самогоСемикурова очень скоро отправили заниматься обычными делами вроде битвы грековс татарами подъехавшие чины из военной контрразведки.

Семикуров тяжело вздохнул, подумал, что, как всегда, работадостается одним, а лавры другим, и отправился увещевать печника Хряпина.

* * *

Двумя часами позднее в маленьком портовом трактире бывшиесотрудники прекратившей свое существование подпольной типографии разговаривалис товарищем Макаром.

– Одно, товарищ Макар, хорошо, – убежденно говорилвожаку подпольного комитета Яков Моисеевич Гольдблат, – хорошо, что успелиотпечатать воззвания и спасли весь тираж. – Старый печатник скосил глазана стоящий под столом объемистый саквояж вроде тех, с какими ходятдипломированные акушерки. – Одно плохо: лишились мы типографии, а без типографиикомитет – как без рук.

– Не иначе как Борщевский типографию провалил, –убежденным голосом резюмировал товарищ Макар.

– Что вы, товарищ Макар! – горячо вступился заБорщевского Гриша Якобсон.

– Борщевский – проверенный товарищ. Он нам многодельного посоветовал, когда в типографию заходил. У него от самого Мокроусовамандат… – Этот мандат он мог в контрразведке получить, – жесткоответил Макар, – настоящего Борщевского убили, а этому провокатору мандатотдали.

– Не может быть! – горячился Гриша. – Этоведь он для нас текст воззвания составил, такой текст замечательный, что прямоза душу берет! Сразу чувствуется, что пламенный революционер!

– Дай-ка сюда!

Председатель подпольного комитета разложил на коленяхлистовку и пробежал глазами:

"Солдаты Белой армии!

За что вы воюете? За буржуазию и их приспешников, генералов,которые набили чемоданы и одним глазом смотрят на Керчь, другим – на Перекоп,часто оглядываясь на Константинополь? За контрразведчиков, продажных людишек,расшаркивающихся по-холопски перед генералами, выдавая истинных борцовосвобождения трудящихся. Они смакуют последние события дня, но мы им скажем:напрасно, господа, преждевременное ликование. На месте одного замученноговстанут десятки, сотни борцов, и час расплаты приближается!

Мы обращаемся к вам и надеемся, товарищи солдаты и офицеры,что наш призыв не останется пустым звуком. Вы все, как один, по первому нашемусигналу, должны выступить с оружием в руках на улицу и действовать по указаниюподпольного комитета.

Не дайте уйти буржуазии и их приспешникам, генералам!Недалек тот день, когда над Севастополем будет развеваться красное знамя!Покидайте ряды белых!

Идите к нам! Мы гарантируем вам жизнь, а мерзавцам пощадыбыть не может!

Да здравствуют рабочие и крестьяне!

Да здравствует Третий Интернационал!

Да здравствует всемирная революция!"

– Доверчив ты, товарищ Якобсон, – холодно возразилМакар, – это у тебя от молодости и недостаточной пролетарскойсознательности. Вот пройдешь царскую каторгу и белогвардейские застенки, тогдасовершенно по-другому будешь людей оценивать.

Сам товарищ Макар в белогвардейских застенках тоже не бывал,не говоря уж о царской каторге, но любил красиво выразиться и производил этимна товарищей сильное впечатление. Во всяком случае, Гриша ему больше невозражал.

– Поглядите, что получается, – продолжал товарищМакар гнуть свою линию, – денег этот Борщевский не донес, а объясняет этокак-то сомнительно. В Симферополе побывал, и вот вам: сегодня узнаю, чтосимферопольская ячейка разгромлена.

– Как так?

– Утром Антонина сообщила, а к ней человек прибыл изСимферополя. К вам в типографию Борщевский наведался – и в результатетипография раскрыта, а вам пришлось бежать… Нет, товарищи, с этим Борщевскимдело явно нечисто.

– Что же нам теперь делать? – спросил ЯковМоисеевич, глядя на товарища Макара поверх круглых очков в пролетарскойметаллической оправе.

– Самое первое – меняем конспиративную квартиру,поскольку Борщевский ее знает. Второе – вы и хозяин конспиративной квартирыпереходите на нелегальное положение. Для начала спрячем вас в доках, а тамвидно будет. У сапожника родственники в деревне есть?

– Вроде да, – с сомнением проговорил Гриша, –со стороны жены… – Ну, вот пусть к жене в деревню и едет. А что делать ссамим Борщевским – это мы с товарищами еще подумаем… – А что с воззванием,куда его деть?

– Дадим ребятам, пусть расклеят. Воззвание хорошее, непропадать же добру…

* * *

Иван Салов сам не помнил, как ноги вынесли его с проклятойКорниловской набережной от здания морской контрразведки. Очухался он втрактире, где спросил водки и мясного пирога. После выпитых трех рюмок ушла изживота противная дрожь, липкий страх забрался куда-то внутрь. «Чтоделать? – стучало в мозгу. – Как выкрутиться?» Лелька продала егоконтрразведке со всеми потрохами, это ясно. У, стерва рыжая! Исчезнуть? Но кудаподаться? Документы у него достаточно надежные, но совсем нет денег.

Он вспомнил, что Лелька спрятала давешние три тысячи, и чутьне застонал в голос.

Возможен еще один вариант: сейчас немедля идти к товарищуМакару и рассказать ему обо всем. Товарищ Макар примет срочные меры, они всеперейдут на нелегальное положение… придется скрываться. Но какое отношениебудет к нему со стороны товарищей? Прежнего доверия не будет, это точно. Ведьэто он погубил все дело, да еще и деньги пропали… И потом, неизвестно, что тамЛелька наболтала в контрразведке, возможно, за Саловым уже следят. То естьочень даже может быть. Он поднял голову и дико огляделся по сторонам. Вон там,в углу, сидит какой-то малахольный тип и читает газету «Юг». Наверняка тотсамый, соглядатай. Эх, пропала жизнь!

Да, следует признать, что товарищ Макар за его болтовню поголовке не погладит, не зря он на каждом заседании твердит, что надо бытьосторожнее и что враг не дремлет. Да еще этот Борщевский со своей конспирацией!

Салов представил, как Борщевский будет плясать на егокосточках, а товарищ Макар только посмотрит маленькими глазками, а что подумает– никому не скажет.

Это-то хуже всего!

Подскочил половой и склонился вопросительно:

– Еще изволите водочки?

– Поди прочь! – очнулся Салов от тревожныхмыслей. – Не до водки тут.

Действительно, следовало хорошенько поразмыслить на трезвуюголову.

Думать, однако, Иван Салов не очень любил, да у него иневажно это получалось, поэтому, просидев в трактире еще час, он решил все жеидти к Лельке на квартиру и поговорить с ней серьезно. Припугнуть, отлупитьхорошенько и забрать деньги.