Книга Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Конофальский

Говорить кавалеру сразу расхотелось, жена сидела тут с таким видом, с такой кислой миной, что какие уж тут разговоры. Она так кривила губы, что и не понять было, отчего сие происходит. Оттого, что дурно ей, оттого, что муж ей ненавистен, или оттого, что она ненавидит здесь всё. И так стало кисло от её нехорошего и тоскливого лица в обеденной зале, что, будь зимой мухи, так они бы дохнуть стали.

— Господин, так я пришёл, чтобы сказать вам, что вы хотели знать? — спросил брат Семион.

— Ничего, — зло ответил Волков, — хотел сказать, чтобы ты готовился к шествию и крестному ходу, которые нам устраивает епископ.

— Ах, как он добр…, - начал монах.

— Добр, конечно, ступай, — оборвал его кавалер. — Найди заодно Увальня, скажи, чтобы мне и себе седлал коней.

— Сейчас же, — обещал монах, кланяясь и уходя.

«Уж быстрее бы».

Очень не хотелось Волкову тут сидеть с такой «кислой» женой, которая вдруг бросила на стол рукоделие и стала рыдать, вытирая горькие слёзы платком, хоть никто поперёк ей и слова не сказал.

Монах быстренько засеменил к выходу, а за ним и кавалер поднялся.

Волков долго думал, куда ему деться. Хотел пойти в кабак или посидеть в доме с господами из выезда, но всё это было глупо. Поэтому поехал он к реке, к амбарам, посмотреть, началось ли строительство причала, такого, какого хотели торговцы углём и лесом из Рюммикона. По сути, враги его. Заодно думал заехать к сестре, которую давно не видел, и к Брюнхвальду, все его офицеры как раз жили ближе к реке, чем к Эшбахту.

От реки сильный ветер, холодный, промозглый. А на берегу работа кипит. Мастеровые ставят столбы под навесы. Эти навесы для леса, кажется. А лес из кантона Брегген, с которым он воюет. Война войной, а торговля должна идти. Купчишки жадные, им дела до войны нет, им прибыль нужна. Впрочем, и ему нужна. На войну.

На пригорке над рекой маленькая фигурка, завёрнутая в странные одежды. На голове у него каль с развязанными тесёмками. Ветер треплет человека, тесёмки развеваются, но он не уходит с берега, смотрит на работы. Кавалер направляет к нему коня, Увалень едет за ним. Человек увидел их и сразу пошёл навстречу. Тут Волков понял, что это его племянник, Бруно Дейснер. Мальчик ещё издали стал кланяться ему. В руках у него был старый, засаленный и жёлтый, исписанный углём для письма лист бумаги.

— Что на вас надето? — недовольно спросил кавалер у племянника.

На хрупком юноше был надет какой-то старый хук из дрянной овчины, такой, какие носят богатые мужики. Одеяние было юноше сильно велико и подпоясано простой верёвкой.

— Это. Это мне дала тётушка, чтобы я не мёрз, — отвечал племянник.

«Конечно, сестра ему дала то, что было, они и сами с Рене живут не очень богато».

— Когда холодно и у вас нет шубы, так носите стёганку, — нравоучительно говорит кавалер, он вспомнил, что давал племяннику деньги на одежду, но то было ещё летом, кажется, — лучше носить солдатскую стёганку, чем мужицкий наряд. Вот, поглядите на господина Гроссшвюлле, каков молодец, простая стёганка, а вид весьма грозен у него. Если у вас нет стёганки, так зайдите ко мне, у меня, кажется, есть. Или купим.

— Да, дядя, я непременно зайду.

— А вы при оружии, Бруно?

— Нет, — признался юноша, понимая, что опять огорчает дядю.

— Вы всегда должны носить при себе оружие, если не меч, так хоть короткий фальшион или кинжал хотя бы.

— Да, дядя, я буду носить оружие.

— А что вы тут делаете на таком ветру? — спросил кавалер.

— Во-первых, жду баржу из Фринланда, господин Фульман из Рюммикона ещё вчера прислал мне сообщение, что отправил баржу с углями. Она сегодня уже должна быть в Лейденице, значит, сегодня будет уже у нас. Михель поехал в Лейдениц её встречать.

— А вы уже продали тот уголь, что был в первой барже?

— Мы продали его, едва разгрузив, — похвастался Бруно Дейснер. — Его купили тут, мы даже за доставку в Мален не платили. Торговец свинцом Шоннер прислал своего представителя, коммуна Нозельнауф тоже, так они едва не поссорились из-за нашего угля. И тот, и другой хотели купить его весь. Пришлось делить.

— Вот как? И что, хороша вышла прибыль?

— Двадцать четыре крейцера с корзины, это больше, чем мы думали.

— Двадцать четыре крейцера? — Волков задумался. — А корзин было в барже шестьдесят?

— Шестьдесят четыре, дядя, — отвечал племянник чуть не с гордостью.

«Пятнадцать с лишним талеров с одной баржи? Очень неплохо. Очень».

Тут кавалеру пришла в голову одна мысль. Он подумал о том, что курфюрст был бы вовсе не против, поставь Волков на своей земле, прямо у амбаров, таможню для него, с которой герцог стал бы собирать таможенный сбор.

«Да, с сеньором, конечно, придётся делиться, но это будет хороший повод для примирения. Святым отцам это не понравится. Они всё надеются, что я втяну герцога в войну с кантонами. Господь с ними, пусть надеются. Их надежды пусты, герцог не хочет никаких войн. Он скорее меня бросит в застенок, чем ответит кантонам. Да и я уже устал. В самом же деле, не может один рыцарь вечно воевать с целым кантоном, который больше графства Мален раза этак в два, по населению в четыре, а по деньгам раз в десять, святые отцы должны понимать, что рано или поздно горцы меня разобьют, схватят и казнят. Впрочем, святые отцы найдут иной способ, как стравливать курфюрста и горных еретиков. За ними не станется».

Волков ещё раз посмотрел на реку, на суету рабочих у пристани. В общем, всё, что делалось на берегу, ему было нужно.

— А что это у вас за бумага? — спросил он и, склонясь с коня, забрал лист у племянника.

Цифры, цифры, перечёркнутые столбцы, буквы, обрывки слов. Всё написано корявым почерком человека, не умеющего толком писать.

— Что всё это значит?

— Кажется, дядя, что наш архитектор, господин де Йонг, нас обворовывает, — медленно произнёс Бруно Дейснер.

А вот это было очень хорошо, нет, не то, что их обворовывают, а то, что этот мальчишка уже стал думать об этом.

— Вы сами об этом подумали или вас надоумил кто? — спросил Волков, всё ещё изучая лист с каракулями.

— Сам, дядя, кто ж меня мог надоумить, — отвечал племянник.

А это ещё больше порадовало дядю. То есть у юноши совсем трезвый, склонный к доброму недоверию разум. Кавалер даже не нашёлся, что сказать в похвалу юноше. А ведь совсем недавно, может, ещё весной, брат Ипполит говорил ему, что племянник не очень охоч до наук, а тут вон как всё обернулось.

— Показалось мне, дядя, что господин де Йонг берёт с нас за материалы больше, чем расходует. Вот я и решил посчитать тёс и столбы, что пойдут на навесы, и сравнить с тем, что он купил.

Волков понимающе кивал головой, одобряя каждое слово юноши, а потом спросил: