Книга Сундук артиста - Алексей Баталов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, в Париже, мне рассказали, что именно этот кусочек Марсо попросил показать ему еще раз.
Конечно, я был очень польщен его вниманием, и потом все пересказал Быкову.
Все шло обычным путем, мы с Роланом ездили на показы картины в разные кинотеатры. И вдруг я получил сообщение — на мое имя пришло письмо из Франции от Марселя Марсо.
Я примчался. Мне перевели то, что было напечатано всего на одной страничке, и стали поздравлять. В этом письме Марсо предлагал мне принять участие в его проекте и в качестве режиссера снять картину по произведению Гоголя с ним, Марсо, в главной роли. Представьте себе, чтό в те времена значило такое предложение для начинающего режиссера, да еще — от любимого замечательного актера!
А дальше я что-то делал, работал, но жил только предстоящей встречей с Марсо. Слал письма с рисунками персонажей или костюмов. Получал ответы — тоже с рисунками из «Петербургских повестей». Почти год вот так, от письма к письму, все двигалось и дышало. Он постепенно склонялся к работе в роли героя повести «Нос».
И тут я напоролся на каменную стену государственной власти и Госкино, которые категорически сначала отвергли, а потом просто запретили эту работу. Но самым омерзительным было даже не само запрещение, а форма отказа. Когда я сказал: «Мне стыдно писать, что наше Госкино возражает против того, чтобы Марсо играл русскую классику», — они предложили мне сослаться на болезнь! И чтоб ни слова о Госкино, о запрете! Потом я еще куда-то ходил, просил, надеялся…
Через близких людей Марсо узнал о проволочке с переговорами и, слава богу, сразу понял, что дело не во мне.
Спустя несколько лег, когда мы уже переехали в Москву, у меня появилась возможность побывать в Париже, где я впервые оказался в русском киноклубе «Жар-птица».
С тех пор я, благодаря председателю киноклуба Жаку Масхарашвили и его незаменимой помощнице Альме Артуровне Кессельман, почти каждый год ездил в Париж во главе небольшой группы актеров, которые представляли в этом клубе свои новые фильмы.
Во Франции я снова встретился с Марсо. А однажды, когда мне удалось взять с собой Гитанну, Марсель в свободный день забрал нас в гости, в свой загородный дом, неподалеку от Парижа.
У Гитанны есть пара старинных серебряных шпор, которые ей подарил Марсо. Оказалось, что он видел ее выступление, когда наш цирк приезжал на гастроли во Францию.
А у меня на стене, над маленьким столиком, висит в рамочке фотография, которая запутанным путем, долго путешествуя, все-таки добралась до нашего дома. На ней постаревший, но удивительно приветливо улыбающийся Марсо возле афиши своего вечера, на которой написано: «Шинель».
Так в конце концов он все-таки воплотил и подарил публике наш замысел!
В начале уже упоминалось о съемках картины «Три толстяка», это вторая моя режиссерская работа. Но в отличие от «Шинели», где денег не хватило для того, чтобы снять по-настоящему гоголевский финал, теперь никаких ограничений для создания новой формы не было.
Уже в сценарии, который я писал вместе с братом Михаилом, были заложены многолюдные сцены с множеством персонажей, населяющих книгу Олеши. К счастью, в этой густонаселенной картине согласились участвовать в небольших ролях и даже эпизодах замечательные ленинградские и московские актеры.
А главные детские роли, которые требовали особенной подготовки и внимания, после долгих поисков и проб, достались девочке из Прибалтики Лине Бракните и ленинградскому школьнику Пете Артемьеву.
Здесь я просто обязан низко поклониться моей Гитанне, у которой, кроме меня, появилось еще два ученика: с Петей Гитанна занималась акробатикой, а с Линой, кроме этого, танцами и жонглированием.
Нe могу не сказать и о замечательном дрессировщике Константине Константиновском, благодаря которому были сняты все невероятные эпизоды в зверинце и в парке.
Конечно же, я стремился в каждой сцене найти какое-то забавное, необычное решение, дабы наша картина оставалась увлекательной сказкой.
Больше других досталось актеру Карнаухову, который летал на воздушных шарах над городом, выбивал собой огромное окно во дворце и приземлялся в центр гигантского торта.
Естественно, что для съемок летающего на связке воздушных шаров человека была сделана легкая кукла с лицом актера и в точно таком костюме, в каком играл сам Карнаухов.
Но эта кукла подарила «Ленфильму» международный скандал.
Во время съемок на натуре, в Таллине на берегу Финского залива, во время второго дубля, когда отпустили манекен на шарах, сильный порыв ветра оборвал страховку, и наша кукла стала быстро удаляться в сторону Швеции, а буквально через несколько минут на горизонте появились сторожевые катера пограничников, с которых начали расстреливать наши шары.
Потом, оправдываясь, мы долго объясняли, что это вовсе не преднамеренное нарушение государственной границы, а простые съемки эпизода для фильма.
Но надо же такому случиться, что, когда я работал на этой картине, в Москве умерла Анна Андреевна Ахматова.
Она умерла в подмосковном санатории, где они были с моей мамой. Потом мама рассказала, что Ахматова плохо себя почувствовала, пришла медсестра сделать укол. «Ниночка, здесь нет ничего интересного», — сказала Анна Андреевна, и мама вышла в коридор. После того как медсестра удалилась, мама еще некоторое время постояла в коридоре, чтобы не тревожить Ахматову, а когда вернулась, то Анна Андреевна уже не дышала.
Это произошло утром 5 марта 1966 года.
Хоронили Ахматову 10 марта в Комарове, неподалеку от ее загородной дачи, которую она называла «Будкой».
Задолго до этого Анна Андреевна в стихах подсказала место своего упокоения.
Приморский сонет
И, конечно, на могиле надо было поставить настоящий православный крест. Только благодаря тому, что в мастерских «Ленфильма», где делали декорации, работал замечательный старый мастер, по моей просьбе им был изготовлен, буквально за две ночи, подлинно православный, восьмиконечный крест, собранный, как положено, без единого гвоздя.
