Книга Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии - Робин Махержи

Я решил, что это отличный сюжет, но идею отвергли. Я предложил ее вновь – на следующий год, но предложение снова отклонили. Тогда я сделал героем не женщину, а мужчину-полицейского. Идею приняли. Вы понимаете почему. В первоначальном виде сюжет воплощал женскую слабость (хотя лично мне так не казалось). Впрочем, когда мужчина не может признать, что его что-то потрясло, история становится более убедительной. Для меня проблема в том, что я увидел очень сильный образ (и вижу его по сей день) – молодую женщину в форме. Вижу, как она сидит на краешке каталки, опустив голову, а медсестра пытается ее успокоить. Порой вы зацикливаетесь на каком-то образе, в то время как процесс работы с Основой, как мы уже видели, должен разворачиваться по направлению к универсальному и назад, снова и снова, пока действие, герои и реплики не примут форму, наиболее точно воплощающую ваши темы. Если окажетесь в ловушке чрезмерной конкретики слишком рано, вам придется нелегко, а если вы окажетесь не готовы отказаться от своих замыслов, они могут потопить вашу идею.

Латьевидная кость (именно так)

Однажды ночью поступил еще один пациент с болью в руке. На сей раз никто не бил кулаком по стене. Врач сделала рентген, а получив снимки, обратилась к коллеге за советом. Она подозревала, что у пациента трещина в ладьевидной кости, но заметить подобное было трудно. Второй врач велел в любом случае наложить гипс, что и было сделано. Ничего эффектного в этом нет, но мне понравилась сама идея травмы, наличие которой следует предполагать, даже если вы в этом не уверены. Легко было создать мальчишку-студента – разгильдяя, который пытается обманом заполучить гипс, чтобы избежать экзаменов. Впрочем, как бы находчиво это ни было, история на этом не закончилась. Одна из сильных сторон и отрад долгоиграющего сериала в том, что такого рода идеи можно использовать для расширения истории главных героев. Врач, о котором пойдет речь, Бет Рамани, оказалась в центре судебного процесса – ее обвинили в халатности. Когда медсестра выражает сомнение насчет того, стоит ли накладывать гипс на руку, Рамани отвечает: «Его отец – адвокат, а дядя – судья. Потребуй он гистероэктомию, я бы и ее сделала». Этот случай, введенный в ключевой блок сюжета о героине, показал, что судебное разбирательство стало влиять на то, какие решения она принимает как врач. Ставятся колоссальные этические вопросы. Необходимость идти на компромисс оказала разрушительное воздействие на Бет Рамани, равно как и предательство профессии, которой она посвятила свою жизнь. Простая история. Важные темы.

Я тут родился

«Я тут родился» – еще одно проявление очень простой концепции, порождающей массу материала. На самом деле благодаря ей появился основной сюжет конкретного эпизода, который, затронув вопросы семьи и чувства причастности, задал тематическую основу всем прочим аспектам нарратива.

Все началось с раздраженного парня афро-карибского происхождения с банкой лагера в одной руке и глубокой раной на другой. Врач немного покопался в ране и спросил, что случилось. Пациент пробубнил, что поранился стеклом. Врач спросил когда. Пациент ответил, что вчера. Тогда врач сообщил, что не может наложить швы. Почему нет? Потому что рана слишком долго пробыла открытой. В ней могли остаться осколки, и, если прямо сейчас ее зашить, может начаться заражение. Парень заявил, мол, вычистите оттуда все. Врач объяснил, что, возможно, ему не удастся устранить все бактерии. Парень сказал, что рискнет. Врач настаивал, что как медик принял решение не накладывать швы. Парень захотел выслушать мнение еще кого-нибудь из специалистов. Врач к тому моменту начал раздражаться и сказал, что все его коллеги заняты, да и в любом случае они скажут то же самое. Парень продолжал упорствовать, мол, рука моя, хочу, чтобы зашили, так зашейте. Врач на это ответил, что удовлетворить данную просьбу ему не позволяет профессиональная этика. Тогда парень воскликнул: «Не знаю, что это вы так со мной разговариваете, я тут родился!» Врач заметно отшатнулся. Медсестра, присутствовавшая при осмотре, сделала шаг назад.

Никому не хочется получить обвинение в расизме. На самом деле уже то, что этот вопрос был в принципе затронут, может навредить профессиональной репутации врача. Минуту врач обдумывал прозвучавшее заявление, после чего решил подойти к вопросу в лоб. «Это еще что значит – „я тут родился“?» – сердито спросил он. Парень на мгновенье опустил взгляд, а потом робко произнес: «Старик, да в этой самой больнице. Тут и родился». Думаю, в тот момент всем нам захотелось его обнять. Этого парня – молодого и уязвимого, который совершенно точно перенервничал, потому что ему было больно и страшно, который решил, что там, где он родился, ему будут хотя бы немного рады. Мы были частью места его рождения, а потому должны были принять его, независимо от совершенных им ошибок, обнять, позволить ему ощутить любовь. В тот момент я осознал, что вся моя эмпатия, все сострадание постепенно растворяются на протяжении ночи, столкнувшись с великим множеством пьяных ворчливых дураков с идиотскими травмами. И вот из-за молниеносного суждения, холодного убеждения я отстранился от человека, попавшего в беду.

Бывает, мы наталкиваемся на особо мощную Основу и восклицаем: «О!» Ее уже не надо доказывать. Вот почему хорошая концепция или предложение должны полагаться главным образом на крупицу идеи. Просто выскажите ее. Если требуется объяснение, чтобы все встало на свои места, значит, задумка не работает. У хорошей Основы есть стержень, так что вы ее ни с чем не спутаете.

Регистратура психиатрии – этническое

Вверху страницы нацарапано «Регистратура психиатрии – этническое». Вероятно, это отсылка к той самой истории с девушкой азиатского происхождения. Должно быть, я размышлял над этой идеей. Любопытно, что я так никогда и не написал ее. Быть может, мне не настолько интересно, хотя вышел бы приличный сюжет для «Катастрофы».

Истеричная женщина с крысами

Я уже решил было не писать этот сюжет. Запись очень короткая, так что, быть может, это отражает мою первоначальную оценку ее потенциала. Как ни грустно, взять там и правда было нечего. Худая хрипатая дама неопределенного возраста (от двадцати трех до тридцати четырех) сидела на каталке и несла тарабарщину. Весь ее бред крутился вокруг крыс, которые якобы ее атакуют (она то и дело взволнованно оглядывала палату). По ее словам, она разложила яд, но потом, как ей кажется, сама же его и вдохнула, и в результате ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Не забывайте, что больница была переполнена людьми в бреду – кто-то был пьян, кто-то под наркотой, кто-то просто выжил из ума. Так что мы выслушали ее путаную болтовню без особой симпатии. К этому моменту даже мое чуткое сердце порядком зачерствело, когда речь шла о страданиях окружающих. Последовало недолгое обсуждение насчет того, кого вызвать – регистратора из психиатрического отделения или соцработника. Врач объяснил пациентке, что она должна хорошо питаться и глубоко дышать. Ее спросили, может ли кто-нибудь оказать ей помощь, скажем друзья или соседи, но таковых не нашлось. Я назвал ее «истеричная женщина с крысами», и мы отправились дальше.

Но, что удивительно, Женщина с крысами (боюсь, именно так я и продолжал ее называть) не оставляла меня в покое. Тогда я осознал, что смотрел на ситуацию не с того ракурса. История была не о женщине. Она была о нас. О людях, которые настолько часто сталкиваются с чужими страданиями, что они их больше не трогают. О том, как легко безучастно отвернуться от того, кто не приносит никакой пользы (ни даже сюжета). Если развить эту мысль и перейти от усталого равнодушия медицинских сотрудников (и утомленного писаря), которым постоянно приходится нелегко, к миру за пределами больницы, окажется, что в мире этом холодно и одиноко. Мы понимаем, как он трещит по швам, и в эти трещины проваливаются люди. Всего на мгновение мы замечаем их – и вот уже наш взгляд скользнул дальше. Вот кем была та женщина. И мне было из-за этого очень неприятно. Я сам показался себе неприятным человеком. Я должен был проанализировать этот момент, справиться с ним, чему-то научиться. И я сделал это единственным доступным мне способом. Превратил в сюжет.