Книга Парфюм для студентки - Анна Леманн

Они счастливы…

У них есть все! Любовь! Семья! Дом…

А у меня нет этого! И все из-за человека, за которым я сейчас наблюдаю в экране телевизора.

— … в наше время не хватает частных клиник в которых бы проводились необходимые процедуры бесплатно. Процедуры, которые многим не по карману. Именно для этой цели и был открыт фонд «Мария»… — продолжает Воронцов — … Иногда жизнь дороже денег…

Иногда жизнь дороже денег…

И ведь это правда…

Но видимо жизнь моих родителей не была дороже денег…»

— Ева, — зовет меня Ксюша — Я уже разобралась с овощами.

— Молодец, — говорю ей и закрываю контейнер крышкой. Сажусь на раскладную скамейку и бросаю взгляд на Воронцова с мальчишками.

— Правда он красивый? — спрашивает меня Ксюша, присев рядом на другой стул.

— Кто? — спрашиваю ее.

— Мой дядя.

— Кирилл? — смотрю на нее, и она кивает — Красивый…

А зачем скрывать это?

Ради упрямства?

Я считаю его красивым и этот факт ни на что не влияет. Просто факт, как если бы я сказала, что у Воронцова есть уши.

— Ты ему нравишься, — говорит мне племянница Воронцова.

— Не думаю, — улыбаюсь ей.

Все же дети во всем и везде видят любовь. Даже в там, где ее никогда не может быть. И между теми, кто никогда не будет вместе. Между теми, кто никогда не полюбят друг друга.

— Я знаю его очень хорошо, — убеждает меня Ксюша — И ты ему точно нравишься. С тобой он другой.

Наивная…

Он со мной обычный…

Ничего особенного.

— Ты говорила, что хочешь вокалом заниматься, — перевожу тему.

— Сделаем вид, что я не заметила, что ты не хочешь об этом говорить. Вернется к этому разговору, когда ты сама поймешь, что он тебя любит. Да, я хочу заниматься вокалом.

— Хочешь, могу сейчас с тобой позаниматься? — предлагаю ей — Моя мама была преподавателем музыки и в детстве много со мной занималась.

— Ты умеешь петь? — удивленно смотрит на меня.

— Слегка, — смущенно отвечаю.

— Спой! — требовательно просит она.

— Я не помню ни одной песни…, - отнекиваюсь.

— Любую! — просит меня Ксюша.

И я начинаю петь то, что на душе. В этом нет рифмы, лишь слова.

— Я забываю какого любить…

Я забываю, как мечтать…

О счастье, о семье.

Любить нельзя…

Убить нельзя…

Нельзя мне ничего, что счастье принесет.

Я навсегда теряю свет…

Лишь знаю, что такое тьма.

Она съедает изнутри.

Не оставляет ничего…

Любить нельзя…

Убить нельзя…

Нельзя мне ничего, что счастье принесет.

— Вау, — произносит Ксюша и пару раз хлопает ресницами — Научи! Научи и меня!

Кирилл

— Смотри, — кричит мне Никита — клюет.

— Тише! — шикает на него мой второй племянник — Громче Ксюхи кричишь!

Усмехнувшись, разворачиваюсь, посмотреть, что делают девочки. Стоя друг напротив друга с открытыми ртами и махаю руками, издавая нечленораздельные звуки.

Чего это они?

Заболели?

Кто кого заразил?

Ксюша Еву? Или Ева Ксюшу?

Но в адекватности обеих теперь сомневаюсь.

— Присмотрите, — говорю племянникам и иду к девочкам.

— А теперь попробуй «РООООООО», — слышу издали завывания Мицкевич — Не стесняйся широко открыть рот и опустить нижнюю челюсть.

— РОООО, — выполняет сказанное Евой моя племянница.

— Умница, — хвалит ее Ева, — У тебя хорошо получается. Моя мама бы сказала Перфекто!

— Правда?

— Конечно, — подтверждает Мицкевич. — Думаю, моя мама мечтала бы с тобой поработать. В тебе есть талант.

— Спасибо, — радостно кричит Ксюша и обнимает Еву. — Спасибо!

— Так и знал, Мицкевич, что ты что-то натворишь! — вмешиваюсь в их дуэт я.

— И что я натворила? — разворачивается ко мне.

— Про шашлык забудешь! — говорю ей.

— Точно! — восклицает она и бежит к мангалу.

Взявшись голыми руками за шпажки быстро отдергивает руку и подносит два пальца к рту.

М-да уж!

Кто бы сомневался…

Подойдя к мангалу и взяв тряпку, поворачиваю мясо на шпажках.

— Сильно? — спрашиваю Еву и без разрешения беру ее за руку, чтобы осмотреть ожог. — Не сильно, — делаю вывод, но зачем-то дуя на покраснение.

— Пройдет, — тихо произносит Ева.

«— Сынок, я так рада, что ты приехал с девушкой. Вы так хорошо смотритесь, и она подходит тебе, — улыбается Нинель.

— Нинель, с чего ты решила, что она подходит мне? — серьезно смотрю на нее.

Меня раздражает то, что она каждый раз лебезит передо мной. Притворяется идеальной матерью… Но я не простил. Не могу.

— Ева красивая, умная и храбрая. Сильная девочка, — отвечает она.

— Но это еще не критерии, — усмехаюсь — Ты вон тоже красива, умна и храбра, но это не помешало тебе…

— Кирилл… — одергивает она меня.

— В этой семье все привыкли к правде и ты привыкай. Я такой, мамочка, — допиваю кофе и выхожу из кухни.

Сейчас я поеду на рыбалку и отдохну с племянниками.

Я тут только ради отца, сестры и племянников.

И меня совсем не волнует, что думает эта женщина насчет Евы.»

— У меня в машине есть мазь, — говорю я ей и не дожидаясь ответа, иду к машине, чтобы взять ту самую мазь и затем вернуться, и обработать ожог Евы.

— Не стоило, — говорит мне Ева, когда я забинтовываю ей пальцы.

— Лучше перестраховаться, чем потом подцепить заразу.

— Верно, — отвечает она и смотрит на мальчишек с удочками. Вижу в ее взгляде какую-то тоску и печаль.

Чего это она?

— Хочешь? — спрашиваю ее начнет того, чтобы пару раз закинуть удочку.

— Нет, — отвечает она — я давно не была на рыбалке и боюсь, что уже даже не знаю, как это делается.