Книга Профи - Александр Шувалов

Позвонил Крупин и сообщил о начале корпоративного фуршета. Я обещал подойти попозже и предупредил о том, что собираюсь немного поработать среди офисной фауны и флоры, а потому попросил его самого и руководство службы безопасности ко мне не подходить, дабы не отвлекать от напряженной работы. Еще я высказал пожелание «покормить своего помощника», на что мне твердо пообещали доставить ему харчи прямо в кабинет, так же как и всем другим, вынужденным оставаться на рабочих местах.

Через некоторое время раздался вежливый стук в дверь. На мое «войдите!» дверь отворилась, и в проеме показался сервировочный столик, подталкиваемый средних лет светловолосым официантом в темных очках.

Глава 24

Фуршет прошел свой экватор, постепенно переходя к стадии «дым коромыслом». Служащие, извините, менеджеры рангом пониже выпивали и закусывали с энтузиазмом голодающих, попавших в коммунизм. Топ-менеджеры, опасаясь натрудить ножки, делали то же самое за столиками, с комфортом разместив разной степени пухлости задницы в креслах.

Демократически чокнувшись с собственным замом, шеф безопасности лихо расправился с очередной порцией столь любимой им текилы. Степаныч степенно откушал водочки. Закусили каждый своим: долькой лимона и тарталеткой с белужьей икрой.

— Ну, и что там твой Скоморох творит? — поинтересовался Вайсфельд, закуривая.

— Пытал сегодня личную охрану шефа, замордовал всех вконец.

— Наконец-то работать начал, а кто это с ним?

— Пока не знаю, он при входе документы не предъявлял.

— Это почему?

— У Кондратьева пропуск по форме 2А-1.

— Понятно. Не забудь распорядиться, чтобы его напарника потом отследили.

— Слушаюсь.

— А вообще, Степаныч, я начинаю жалеть, что позвал этого вашего Скомороха. Бабла он срубил море, а результатов — никаких.

— Стас работать умеет.

— Ага, как же. Ты расскажи о его подвигах, не стесняйся, обожаю сказки на ночь глядя. Как он, например, притворился Нэнси Рейган и по приказу партии и правительства заразил старину Ронни триппером. Или как в образе Моники Левински… — Он поднял руку, и замерший в ожидании неподалеку официант поспешил к их столику.

— Напрасно вы так, Григорий Борисович.

— Напрасно? Да что он вообще может? — заорал тот. Указал подошедшему официанту на опустевшие рюмки. Тот, безошибочно определив, что и кому, начал их наполнять.

— Что может? — Степаныча уже вконец достал этот пьяный сопляк со всеми его дешевыми дипломами и собственным мнением по всем вопросам. — А может, это он нам сейчас наливает? — и указал на официанта.

— Не смешно. — Легким движением ладошки Вайсфельд сделал халдею знак испариться. — Вон он ходит, вынюхивает, — и указал на Гену в моем образе, ласково обнимающего офисную дамочку за то место, где спина напрочь теряет свое благородное название.

Я вытер горлышко бутылки полотенцем и заспешил прочь от греха подальше.

Выкушав очередную порцию текилы, Вайсфельд оставил своего зама и направился «общаться на своем уровне». Посмотрев ему вслед добрым взглядом, тот остался за столом, налил себе и выпил.

Зайдя за угол, я достал телефон и связался с Фимой.

— Как?

— Второй номер в данный момент треплется по «аське» с очень интересным сабжем. — Проходящий у нас под вторым номером Степаныч в тот момент пережевывал бутерброд с белорыбицей.

— Понял, конец связи, — и тут же набрал Степаныча.

— Ты, Стас? — старый служака едва не подавился.

— Ровно через пятнадцать минут вызовите к себе Толмачева.

— Зачем?

— Придумаете. Конец связи.

И, наконец, последний звонок.

— Да, — ответил мне мой собственный голос.

— Через полчаса будь в кабинете.

— Понял.

Я катил тележку с гастрономическим изобилием по коридору, приближаясь к кабинету Терехина. По дороге я стучал во все двери, предлагая обитателям кабинетов выпить-закусить от щедрот руководства. В одном из них двое уже изрядно поддатых сотрудников взяли бутыль сорокаградусной «на ход ноги». Два других оказались заперты. Из-за следующей доносилось кудахтанье, сопение, полузадушенные стоны и охи. Я постучал в дверь. Охи и стоны прекратились, и хриплый мужской голос поинтересовался, какого черта мне надо.

— Выпивка и закуски, — бодро ответил я.

— Пошел на… — Я и пошел.

В этот момент дверь кабинета Степаныча отворилась. Вышедший оттуда аккуратно запер дверь и миновал меня, даже не удостоив взглядом.

Кто и когда смотрит на официанта?

Часть третья

Глава 25

Зачем, не понимаю, люди ставят двери из суперпрочной танковой брони, чтобы потом оборудовать их замками, сляпанными на скорую руку трудолюбивыми китайскими халтурщиками? Дверь в квартиру Терехина я открыл за какие-то десять секунд. Недурно, хотя до норматива мастера спорта международного класса по взлому я, конечно же, недотянул, но во второй спортивный разряд уложился уверенно.

Я вошел в прихожую, достал небольшой фонарик и посветил себе под ноги, чтобы не ступить куда не надо, потом посветил вокруг себя и уперся взглядом в висящее на стене большое фото. Луч фонарика задержался на нем. Так, что это у нас? Ага, Андрей Степаныч собственной персоной, лет на двадцать моложе нынешнего, в обнимку с отдаленно похожей на него русоволосой девчушкой лет семи-восьми на фоне Вестминстерского аббатства в Лондоне. Оба улыбаются (девочка — демонстрируя отсутствие переднего верхнего зуба) и держат перед собой руки с расставленными в виде букв V пальцами.

Я поднял кулак и с удовольствием треснул себя по лбу, отчего задремавшие было мысли забегали в черепной коробке. Боже, какой же я все-таки дурак! Перестав притворяться взломщиком, я включил верхний свет, прошел на кухню и поставил чайник на огонь. Потом достал из кармана трубку.

— Господин адмирал, это я.

— Уже подъезжаю, Стас.

— Не надо ехать на «Войковскую», возвращайтесь домой, жду.

— Где?

— У вас дома, так что поднимать стрельбу сразу от входа и бросать гранаты не надо, я пришел с миром.

— Шутник, твою мать… — и он отключился.

Налив себе чаю, я, откинувшись к стене, принялся вспоминать прошедший день. Отпритворявшись прислугой и увидев все, что мне было надо, я вернулся в кабинет Толмачева, поменял второй раз за вечер внешность, теперь — на свою собственную, и вернул свободу сидевшему в стенном шкафу, связанному, с кляпом во рту официанту. Беднягу так достало все случившееся с ним, что первое время после освобождения он даже не мог говорить, только мычал и дергался. Однако быстро пошел на поправку, получив оговоренный гонорар и еще тысячу евро сверху «за испуг». К нему быстро вернулись речь и хорошее настроение, и он даже выразил искреннюю готовность повторить это упражнение в любое удобное время за такие же деньги. Вскоре он ушел, катя перед собой столик.