Книга Полночная библиотека - Мэтт Хейг

– Все хорошо, Нора? Связь плохая? Хочешь поговорить через FaceTime?

FaceTime. Увидеть его лицо. Нет. Это слишком. Это уже слишком. Одна лишь мысль о том, что существует живая версия ее отца во времени, когда FaceTime уже изобретен. Ее папа принадлежал миру стационарных телефонов. Когда он умер, он только начинал привыкать к радикальным новшествам вроде электронной почты и текстовых сообщений.

– Нет, – ответила она. – Это я тут… просто задумалась. Отвлеклась. Извини. Как ты?

– Хорошо. Мы отвезли вчера Салли к ветеринару.

Она решила, что Салли – собака. У ее родителей никогда не было собаки, да и вообще домашних животных. Нора умоляла их о собаке или кошке, когда была маленькой, но папа всегда говорил, что они только мешают.

– Что с ней? – спросила Нора, пытаясь звучать естественно.

– Опять уши. Инфекция все время возвращается.

– О, верно, – спохватилась она, будто знала о Салли и ее больных ушах. – Бедняжка. Я… я люблю тебя, папа. И я просто хочу сказать, что…

– Все хорошо, Нора? Ты кажешься слегка… взволнованной.

– Я просто не говорила… не говорю тебе всего. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Ты хороший отец. И в другой жизни, в жизни, где я бросила плавание… я ужасно жалею об этом.

– Нора?

Ей было неловко спрашивать его, но ей нужно было знать. Вопросы начали вырываться из нее, как вода из гейзера.

– Ты здоров, папа?

– А с чего мне болеть?

– Просто… ты беспокоился из-за болей в груди.

– У меня их не было с тех пор, как я выздоровел. Много лет назад. Ты же помнишь. Мой образ жизни. Когда отираешься возле олимпийцев, это помогает. Я вновь стал регбистом. Шестнадцать лет назад бросил пить. Холестерин и давление низкие, как говорит врач.

– Да, конечно… я помню твой образ жизни, – а потом ей пришел в голову новый вопрос. Но она не знала, как его задать. И спросила прямо: – А как давно ты с Надей?

– У тебя проблемы с памятью?

– Нет. Ну да, наверно. Я просто много думаю о жизни в последнее время.

– Ты теперь философ.

– Ну, я же училась на него.

– Когда?

– Забудь. Я просто не могу вспомнить, когда вы с Надей встретились.

Она услышала неловкий вздох в трубку. Он был краток.

– Ты знаешь, как мы встретились… Зачем ты об этом спросила? Это тебя психотерапевт надоумил? Ведь ты знаешь мое отношение к такому.

У меня есть психотерапевт.

– Извини, пап.

– Ничего.

– Я просто хочу убедиться, что ты счастлив.

– Конечно, я счастлив. Моя дочь – олимпийская чемпионка, и я наконец обрел любовь своей жизни. А ты вновь встаешь на ноги. Душевно, в смысле. После Португалии.

Нора хотела узнать, что случилось в Португалии, но ее интересовал сначала другой вопрос.

– А как же мама? Она не была любовью твоей жизни?

– Когда-то была. Но все меняется, Нора. Брось, ты же взрослая.

– Я…

Нора перевела звонок на громкую связь. Вернулась на свою страницу в Wikipedia. Ну конечно, ее родители развелись, когда у отца возникла интрижка с Надей Ванко, матерью украинского пловца, Егора Ванко. И в этой жизни ее мать умерла еще в 2011 году.

Все потому, что Нора никогда не сказала своему папе на парковке в Бедфорде, что не хочет быть профессиональной пловчихой.

Она вновь ощутила это. Она исчезала. Нора поняла, что эта жизнь была не для нее, и возвращалась в библиотеку. Но она осталась. Попрощалась с папой, закончила разговор и продолжила читать о себе.

Она была одинока, хотя и состояла три года в отношениях с американским олимпийским прыгуном в воду Скоттом Ричардсом, недолго жила с ним в Калифорнии, в Ла-Хойе, Сан-Диего. Теперь она живет в Западном Лондоне.

Дочитав страницу, она отложила телефон и решила узнать, есть ли тут бассейн. Она хотела заниматься тем, чем занималась бы в этой жизни, а в этой жизни она бы плавала. И может, вода поможет ей придумать речь.

Это был превосходный заплыв, и пусть он не сильно вдохновил ее на творчество, но точно успокоил после беседы с покойным отцом. Она плавала одна, скользила бассейн за бассейном брассом, не думая ни о чем. Ощутив себя столь спортивной и сильной, хозяйкой на воде, она обрела уверенность, а потому мгновенно перестала волноваться из-за отца и речи, к которой совершенно была не готова.

Но пока она плавала, ее настроение менялось. Она подумала о тех годах жизни, которые получил отец и которых лишилась мать, и, похоже, начала все сильнее злиться на него, из-за чего ее темп ускорялся. Ей всегда казалось, что родители слишком гордые, чтобы развестись, а потому они позволили своим обидам зреть внутри и выплескиваться на детей, в частности на Нору. И плавание было единственной возможностью получить одобрение.

Здесь, в этой жизни, она выбрала такую карьеру, которой он был бы доволен, пожертвовав собственными отношениями, любовью к музыке, своими мечтами – всем, за что не дают медаль, своей жизнью. А отец отплатил ей, закрутив интрижку с этой Надей, бросив мать, да еще и не желал говорить об этом. После всего.

Да пошел он. По крайней мере, эта версия его.

Она перешла на вольный стиль и поняла: не ее вина, что родителям так и не удалось полюбить ее так, как должны любить родители – безо всяких условий. Не ее вина, что мать подмечала каждый ее недостаток, начиная с разных ушей. Нет. Все началось намного раньше. Первая проблема заключалась в том, что Нора осмелилась каким-то чудом появиться на свет, когда брак родителей был так хрупок. Ее мать погрузилась в депрессию, а отец обратился к односолодовому виски.

Она проплыла еще тридцать бассейнов, ее разум успокоился, и она почувствовала себя свободной – наедине с водой.

Но потом Нора наконец-то вышла из бассейна и вернулась в номер, нашла в шкафу чистую одежду (изысканный морской брючный костюм) и заглянула в чемодан. Ей показалось, что от него веет глубочайшим одиночеством. В нем лежала ее собственная книга. На обложке Нора была в костюме сборной Великобритании и смотрела вперед с холодной решимостью. Взяв книгу, она увидела надпись мелким шрифтом: «В соавторстве с Амандой Сэндз».

Аманда Сэндз, как сообщил интернет, «призрак пера многих спортивных знаменитостей».

Затем она взглянула на часы. Пора было спускаться в холл.

Ее ждали двое элегантно одетых людей, которых она не узнала, и еще один, определенно ей знакомый. На нем был костюм, и в этой жизни он был чисто выбрит, с прической как у бизнесмена – с косым пробором, но это был все тот же Джо. Его темные брови были кустисты, как всегда. «Это твоя итальянская кровь», – обычно говорила мать.