Книга Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы

Садовникова в недоумении застыла на пороге. Постель без белья, пылесос в углу… И – ни единой вещи!

А из ванной комнаты уже спешила навстречу горничная:

– Простите, пани, вы, наверно, ошиблись номером?..

– Где дама, что жила здесь? – рявкнула Таня.

– Я… я понятия не имею, – растерялась уборщица.

Татьяна ругнулась. Лифта дожидаться не стала, помчалась на рецепшен по лестнице. Выдохнула (голос прерывался):

– Госпожа Садовникова. Джулия. Где она?..

– О, мадам из номера два-два-три? Она сегодня уехала. В двенадцать дня, в расчетный час.

– Я ее дочь. Она ничего не просила мне передать?

– Нет. Мадам, – служительница лукаво улыбнулась, – была со спутником. И выглядела очень счастливой…

– Вообще бред, – растерянно проговорила Татьяна. – А они не сказали, куда поедут?

– Я… я что-то слышала про аэропорт. Но не уверена, – с сомнением произнесла сотрудница.

«Уехать? Тайком? Неизвестно с кем? Неизвестно куда?»

Даже отпетая авантюристка Татьяна – хоть в подростковом возрасте, хоть сейчас, когда уже самостоятельна и свободна – всегда мать, пусть коротко, предупреждала: «Я жива, все хорошо, еду туда-то».

…Впрочем, Юлия Николаевна тоже оказалась не совсем уж свистушкой.

Когда Таня поднялась в собственный номер, на полу под дверью ее ждала записка:

«Дорогая Танечка! Прости меня, но я, похоже, сошла с ума. Мы с Мирославом уезжаем. Хотим вместе посетить те места, о которых я мечтала, когда была молодой – и не могла себе позволить там побывать… Я так счастлива, что мои давние надежды, наконец, сбываются! Мне очень неудобно, что я бросаю тебя на курорте одну-одинешеньку. Прости меня – но ты ведь тоже знаешь, что такое влюбляться, правда?

Целую тебя крепко.

Мама».

* * *

Наши дни. Москва. Таня Садовникова

Закладывать маму Валерочке Тане совсем не хотелось. Но только кто, кроме него, мог помочь?..

И на следующий же день по возвращении в Москву Татьяна направилась в гости к отчиму.

О том, что едет, предупредила его всего за час, потому обед ее ждал относительно скромный: отбивная с жареной картошкой и пышущие жаром, только что из духовки хачапури.

– Сплошной холестерин, – пригвоздила Татьяна.

– Но ведь вкусно! – простодушно улыбнулся отчим. – Тем более ты вернулась с вод. Желудок после процедур чувствует себя великолепно, легко перенесет любые излишества.

– Мой-то – да, – улыбнулась она. – А твой?

– А я по новой системе питания живу. На завтрак можно есть все, что хочется. На обед – все то же, но в меньших количествах…

– Ага. А после шести не есть вообще ничего, – с сомнением произнесла она. – Ты именно так и поступаешь.

Валерий Петрович покаянно развел руками:

– Я стараюсь. Не всегда, правда, получается…

И захлопотал: салфеточки, ее любимая корейская морковка в пиалушке, свежий, по струнке нарезанный хлеб…

Уютный. Улыбчивый. Заботливый Валерочка.

«Как мать могла его променять – на того?» – мелькнуло у Татьяны.

Да, Валерочка не богат. Тяжел на подъем. Не слишком презентабелен внешне. Зато надежен и умен – два важнейших качества для мужчины. Впрочем, мама никогда не разбиралась в бриллиантах – предпочитала яркую бижутерию.

Таня с удовольствием прикончила отбивную. Похвалила:

– С карловарскими диетами никакого сравнения. У нас в отеле был этот, как его… пятый стол.

– И ты ела? Кашки, паровые котлетки?

– Я пыталась. Примерно с тем же успехом, как ты соблюдаешь диету, – хихикнула девушка.

Многое нравилось Валерию Петровичу в его падчерице. В том числе – очаровательное чувство юмора, в общем-то, женщинам не свойственное. Да простят меня феминистки, мысленно оговорился он.

Сейчас, когда его друзья-мужчины кто сидел безвылазно по дачам, кто стал предпочитать живому общению интернетную возню, а кто, увы, переместился в области, недоступные для любых, даже сверхсовременных средств двусторонней связи, только и оставалась отдушина, что пообщаться с Танечкой. Знала бы она, насколько он теперь одинок, наверное, чаще бы приезжала. Впрочем, хорошо, что не знает. Иначе чувствовала бы себя обязанной. А потом, глядишь, начала бы отставником тяготиться. Нет, уж лучше пусть все остается, как есть. Пусть Танечка считает, что он по горло загружен своей консультационной работой в конторе, а также просмотром боевиков и чтением детективов, по которым он якобы пишет обзоры, за что ему якобы платят.

…Ходасевич расплылся в улыбке, предположил:

– А мама тебя, конечно, ругала за пренебрежение к собственному здоровью.

Но Таня, вместо того чтоб улыбнуться в ответ, сердито произнесла:

– Ох, мама! Да знал бы ты!..

– О чем? – Валера сразу подобрался, нахмурился.

Татьяна отодвинула тарелку и выложила, наконец, отчиму все, что знала про мамочкиного «принца», ее сумасшедшую любовь, тайный побег из «Империала».

Горячо закончила:

– Я понимаю, конечно: устоять мамуле было сложно! Европеец, богач! Тем более голову ей дурил конкретно: букеты, комплименты, лимузины, скрипач в ресторане ее любимые романсы исполнял. Но чтобы вот так срываться? Даже не предупредить, не сказать куда? Еще и телефон выключила!

Валерий Петрович откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, опустил голову. Таня пыталась понять: задела ли его измена жены, пусть и бывшей? Но что прочтешь по лицу сотрудника спецслужб?

Только спросил:

– Когда она уехала?

– Позавчера, – с готовностью откликнулась Татьяна.

– Самолет, поезд, машина?

– Я пыталась узнать, – доложила падчерица. – Похоже, она улетела. Но не из Карловых Вар – из Праги. Я в службе такси выяснила – их именно в Прагу, в аэропорт, отвезли. Хотела проследить, куда дальше направились, не смогла. Авиакомпании такую информацию не дают, а полномочий у меня, как ты понимаешь, никаких нет. Могу только сказать: в тот день, после двух часов, улетало больше двадцати рейсов. В Берлин, Лондон, Милан, Женеву, Лос-Анджелес, Мельбурн, Токио… По всему миру, короче.

– А деньги у нее есть?

– Евро триста было, – отмахнулась Татьяна. – Она все пыталась то в ресторане за меня заплатить, то кофточку мне купить. Я не позволяла, конечно.

– А телефон у нее не отвечает или выключен?

– Выключен. Но я уже вытрясла из сотовиков ее баланс: больше тысячи рублей на счету. Для любого роуминга хватит.

Таня машинально хватанула полную вилку ядреной корейской морковки. Закашлялась. Раздосадованно закончила: