Книга Компас черного капитана - Юрий Погуляй

— Мы так и пойдем? — подал голос Фарри. — А если этот…

— Чего ты хочешь! — взорвался Эльм. — Бежать за ним? Так у меня нет сил и желания гоняться за собачьим ублюдком по этому собачьему снегу! Нам нужно добраться до рыбацкой шахты! Вот куда нам нужно!

Он шагал чуть впереди, и движения у него были резкие, злые.

— А как мы будем спать… Он же… — ошеломленный Фарри попытался вразумить силача.

— Разберемся. Будем дежурить по очереди. Если что — будите меня, и я вышибу из него душу, клянусь этой собачьей жизнью! Пусть только подойдет!

В нереальности происходящего я не мог понять, почему наш преследователь не пытался подойти поближе. Почему он не убил нас ночью? Почему вышел на свет, хотя мог прятаться и дальше? Ведь если ему нужен компас, то он мог давно его заполучить, выпотрошив нас, а не наши вещи. Но, может, он хочет чего-то еще? Чего-то большего, чем артефакт старика? Может, он упивается нашим страхом и потому предпочел такой путь? Чувства ледовых гончих, их ярость и ненависть вполне оправдывали такое поведение. Черный человек просто играл с нами.

Стоит сказать, что мысли о компасе занимали меня все больше, однако я чувствовал, как крепнет во мне отчаянная решимость не сдаваться. В конце концов, если во всем виновата странная игрушка Одноглазого, — выбросить ее означает то же самое, что и предать Кассин-Онг. Предать всех, кто погиб (а выжил ли хоть кто-нибудь?) во время явления Темного Бога.

Преследователь не отставал от нас ни на шаг и остановился, только когда мы приступили к постановке лагеря (одна из заструг образовала очень удобный карниз, и Эльм выдолбил под ним яму для нас всех).

Мы видели его, когда оттаскивали в сторону куски льда, отколотые силачом. Видели, когда подогревали на горелке пищу и готовили перцовый чай. Все наши мысли занимала эта зловещая фигура вдалеке. Мне показалось, что она ни разу не пошевелилась, но и ни на секунду не отвлеклась от наблюдения.

Больше всех беспокоился Фарри. Он тщательно скрывал свой страх и то и дело поглядывал в сторону Гончей (я не мог называть это существо иначе, и в уме постоянно прибегал к уже привычному имени). Эльм, грозный Эльм, суровый Эльм делал вид, что ничего не происходит, хоть и пробегали в его душе волны слепого гнева.

Когда пришла пора ложиться спать — первым вызвался дежурить Эльм. Вооружившись ледорубом, он отдал второй Фарри и поднялся на карниз заструги, где скрестил на груди руки и уставился на нашего конвоира.

Мы же забрались в яму, утопленную в теле смерзшегося массива, и, накрывшись теплыми (и сухими!) одеялами, попытались уснуть, что, надо сказать, не так-то просто сделать, когда совсем рядом с тобой караулит нечто зловещее, нечто непонятное. То, чему не страшен мороз.

Однако холод и усталость прожитого дня сказали свое веское слово. Первым задурманилось сознание Фарри. Мальчик долго ворочался, вслушиваясь в мерный скрип сверху, где ходил, греясь, Эльм, но потом пристроился поудобнее, пригрелся, и я почувствовал, как он вздрагивает, проваливаясь в сон.

Сегодня нам тепла не хватало, несмотря на то что ночь наступила безветренная. В ледовой избе спалось лучше. Так что я лежал на боку, глядя на то, как игра небесных огней то освещала вход в наше убежище красно-синим цветом, то отступала, погружая его в темноту. Зачарованно наблюдая за этими вспышками, я думал о том, как же здесь холодно. И что если поднимется ветер…

В таверне Пухлого Боба часто потчевали байками о том, как люди засыпают на морозе, чтобы не проснуться. Что нужно будить такого человека, что смерть и сон — во льдах это одно и то же. Но, несмотря на все рассказы, мне не спалось. Я почти окоченел, я дрожал от холода под одеялами, чувствуя, как мороз обнимает меня все крепче, но просто не мог заставить себя уснуть.

Измученный разум то и дело цеплялся замерзшими пальцами за шумы сверху. Мне казалось, что в любую секунду наверху раздастся крик Эльма и страшная черная Гончая спрыгнет к нам в яму, залитая парящей кровью и жаждущая одного.

Моего компаса.

Наверное, дрема все же победила страх, потому что я вдруг вынырнул из темноты и обнаружил, как моей ноги что-то коснулось. Осторожно, словно боясь вспугнуть. Однако страх тут же подступил к горлу, тело застыло в напряжении, и мне стало жарко. Глаза закрывало одеяло, и стоило огромных усилий не закричать, не выдать себя. Но при этом страстно хотелось увидеть, что трогало меня за ногу.

Это была рука. Определенно рука. Собравшись с силами, я резко сел и одновременно откинул покрывало. В наше убежище влезла черная фигура, заслонившая собой игру огней. Я почувствовал, как его рука сжала мою ногу.

— Подъем, — прошептал Эльм. — Твоя очередь сторожить. Я его потерял, собачье племя. Так что будь начеку.

Очень хотелось выругаться и пнуть его из-за глупой обиды на собственный страх.

— Вот, возьми, — он сунул мне в руки свой ледоруб, а потом пошарил рядом с сопящим Фарри и нашел второй. Чуть успокоился. — Если что — сразу кричи, понял?! Сразу!

Я кивнул, прижал оружие к груди и торопливо выбрался наружу, на лед, по которому плыли сине-красные всполохи. Человека непривычного наши ночи могут напугать. А могут и наоборот, заставить остановиться и долго-долго смотреть в переливающееся цветами небо.

Матовое марево висело под звездами, и бесконечные барханы заструг на многие мили вокруг словно дышали в такт с ним. Ленивое, величественное и великолепное дыхание неба. Черные тени карнизов то отступали под наплывом света, то бросались назад, отвоевывая ярды смерзшегося снега.

Я забрался на «крышу» нашего дома и, сжимая в руках ледоруб, осмотрелся. Где-то среди этого великолепия скрывалась Гончая, и сам факт, что преследователь затаился, все больше меня тревожил.

Однако здесь, наверху, я кое-как успокоился. Хоть что-то можно контролировать, когда стоишь на верхушке ледяного холма и поглядываешь по сторонам. Когда ты лежишь в яме, ты лишен такого удовольствия и должен полагаться на случай, на удачу, на другого человека.

Какое-то время я вглядывался в темноту окрестных карнизов, то и дело возвращаясь взглядом к тем обелискам, у которых мы в последний раз видели Его. Безмолвие и безветрие царили надо мной. Потом мне это надоело, да и холод дал о себе знать. Гончая если и пряталась неподалеку, то выбираться из убежища не спешила. Мне подумалось, что странная тварь может лежать где-то среди льдов и ждать утра. Ведь должны же и они когда-то спать, да? Эти мысли успокаивали, вселяли уверенность и обнажали вещи более актуальные. Например — мороз, от которого замерзли в носу волосы, а кожа, даже прикрытая шерстяным шарфом, онемела.

С каждой минутой я все реже поглядывал по сторонам, непростительно сконцентрировавшись на ходьбе по кругу. Подпрыгивая и взмахивая руками, я старался прогнать холод и так скоротать время ночной вахты. По положению Яркой звезды, только вскарабкавшейся на небосвод, мне нужно было еще часа три плясать на морозе, прежде чем лезть внутрь и будить Фарри.