Книга Как я был Анной - Павел Селуков

Юля развернулась и ушла в ванную. Я постоял и пошёл за ней. Дверь она не закрыла. Юля чистила зубы. Нет, не так. Она взяла щётку, выдавила мимо неё полтюбика пасты и стала водить щёткой по губам туда-сюда. Меня затрясло. Я убежал в комнату и позвонил в «скорую». Вызов никто не принял. Тогда я позвонил в полицию. Тишина. Вернулся к Юле. Она набирала ванну. Из крана текла вода, а моя жена стояла и смотрела в стену.

— Юля? Юля?! Что с тобой?

Юля повернула голову. Её губы были в крови. Я рванулся, обнял за талию, провёл пальцами по губам.

— Девочка моя, лапушка, изюмушка! Не молчи! Что случилось? Поговори со мной! Скажи хоть что-нибудь!

Юля ничего не сказала. Открыла рот и прокусила мне палец. Я взвыл, но сумел разжать челюсти. Из раны на меня глянуло мясо, быстро покрывающееся красным.

— Ты в своём уме? Что ты, блин, творишь?! Сейчас я обмотаю палец и дозвонюсь до «скорой». Тебе помогут.

Я убежал на кухню, полил укус перекисью водорода и туго замотал палец. Снова безрезультатно позвонил в «скорую» и полицию. Потом позвонил знакомому врачу. Кинулся к ноутбуку. Может, на нас террористы напали и связь вырубилась? Зайти в интернет я тоже не смог. В отчаянии я стал обзванивать родных и друзей. Гудок — и тишина. Везде. По всем номерам.

Из ванной раздался всплеск. Я пошёл туда. Юля лежала в набранной ванне лицом вниз в одежде. Я бросился к ней. Сунул руки, чтобы вытащить. Тут же обжёг кисти — вода была горячущей. Вытащил на голом адреналине. Юля не сопротивлялась. Положил на пол. Раздел. Всё её тело покрылось красными пятнами и маленькими волдырями. Юля смотрела в потолок — ей было не больно. Я принёс сухую одежду и с трудом одел свою жену.

— Ничего, ничего, девочка. Если к нам не едут врачи, мы сами поедем к ним.

Я поднял Юлю на ноги и вывел в коридор. Надел на неё куртку, сапоги, шапку.

— Стой здесь, я к Вите. Он нас увезёт.

Витя был нашим соседом — рукастым добрым мужиком с автомобилем «Логан».

Я вышел в подъезд и позвонил в дверь. Через минуту мне открыли.

— Витя, привет. Жену надо срочно в больницу отвезти. С ней что-то происходит, болезнь какая-то. Выручай.

— Наденька, я ненадолго. Заберу Колю с бокса и сразу домой. Пельменей купи. Дерут, суки, за электричество!

Я прихлопнул рот ладонью. Никогда не замечал за собой мелодраматических жестов. Витя постоял с мертвым лицом и закрыл дверь.

Я развернулся и вдавил звонок Мокрушиных. В ушах шумел февраль. Мне открыла Светка, Генина жена.

— Гену позови. Машина нужна. Срочно!

— Сумки тяжеленные припёрла, а ты лежишь. Доча, докушай кашку. Гена, накурил опять, проветрил бы хоть!

Человек-автоответчик. Я закричал и бросился вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Выбежал на улицу. Люди возвращались с работы. По тротуарам шли железнодорожники, заводчане, офисные клерки. Много-много людей.

Я кинулся к первому прохожему — крепкому парню с красным рюкзаком. Взял за плечо. Он не остановился. Я пошёл рядом.

— Извини, у меня жене плохо. Есть связь? Ты можешь кому-нибудь…

— Ногами меня больше не пихай, я не выспался. Только хлеба? Давай, ага.

Я отпрянул. Увидел старичка в очках.

— Вы понимаете, что тут происходит?

— А у меня не кости? Ходи тут по аптекам. Могла бы сразу купить.

Я огляделся. Выбежал к «Пятёрочке». Людей на улице стало больше. Возник какой-то монотонный звук. Со всех сторон слышалось бормотание: «Галя, не начинай!», «Папа сходит и придёт», «Кто у нас котик?», «Это ничего не значит, ясно?», «Не хочу в садик, там молоко с пенкой!», «Мам, а мне ещё долго в школу ходить?», «Опохмелюсь, Люд. Ну надо! Не мороси, сука, а то втащу!»

Фразы сливались. Я стоял посреди дороги, на которой не было ни одной машины, и слышал только бу-бу-бу. В голове мутилось. Гнусно ныл прокушенный палец. Бу-бу-бу. Я сел на лавку и закурил. Надо пойти домой. Надо лечь спать. Надо уложить Юлю. Утром мы проснёмся, и всё наладится.

Нерай в шалаше

Я преодолевал кризис среднего возраста и ещё двух человек — жену и маму. Нет, ещё я преодолевал одного ребёнка, коллекторское агентство «Кавказ» и выплаты по ипотеке, но это в довесок. Я не знаю, как оно так сложилось, как-то само сложилось, а когда сложилось, было уже поздно. Ретроспективно я неглупый человек, а перспективно — дурак. Хорошенькая перспектива, ничего не скажешь. В народе говорят — задним умом крепок. Причём «крепок» произносят с рычащей «р» — крррепок! Будто это что-то хорошее, что-то такое, что можно запечатлеть в дипломе и повесить на стену. «Крррепок»! В действительности лучше бы я был не крепок, лучше бы я был вообще без заднего ума, а с одним передним, потому что от заднего только сожаления и выпивка. Это как речь о пролитом молоке, только вместо молока — ты.

Я иногда мечтаю: вот была бы на свете ярмарка дурацких товаров, чтобы приехать туда, в шатёр золотой, и — хоп — разложить на ясеневом прилавке обкусанные ногти, подкожный жир, кривые ноги, картавость и задний ум. И всё это распродать каким-нибудь идиотам. Но такой ярмарки пока нет, и я со всем этим живу. А ещё с женой, мамой, сыном… Я уже говорил. Хватит. В августе всё началось. У меня карту арестовали. Смешно звучит. Будто полицейский пришёл ко мне домой, вытащил карту из бумажника, бросил на пол и заорал: «Ни с места, карта! Ты арестована! CVV за голову!» На самом деле всё очень прозаично произошло: безымянный клерк нажал кнопку где-то в Сбербанке — и денег не стало. Он её не самовольно нажал, а подчиняясь судебному приказу, который состряпали коллекторы, а я не успел отменить. Я бы его, конечно, отменил, но мы переехали в соседний дом — из «двушки» в «трёшку» — вот я почтовое уведомление и пропустил. А по закону приказ надо отменять в течение тридцати дней с момента уведомления. Нет, я написал в суд, попытался восстановить срок отмены, но меня вежливо послали. Вы не подумайте, что я весь в кредитах, это из юности долг всплыл, когда, помните, везде пооткрывались киосочки с микрозаймами. Середина нулевых — предбанник сытости. Едой уже пахнет, а куснуть ещё не получается. Это сейчас все знают, что микрозаймы брать нельзя, а тогда никто не знал. Я студентом был, занял пятёрку, полгода ходил — проценты платил, а потом забил от общего разгильдяйства. То есть, я сам виноват. Куда ни кинь — везде я виноват. В общем, мою карту арестовали на двадцать пять тысяч, что сущие копейки, если к моей зарплате нолик подрисовать.

А самое смешное — я сам работаю в Сбербанке инкассатором. У нас строго, как в полиции. Биография должна быть кристальной-прекристальной, а тут такое пятно. Инкассатор-должник. Получаю я сорок тысяч. Пятнашку отдаю за ипотеку. Жена не работает — с ребёнком сидит. Живем мы на двадцать пять в месяц. Ну, у мамы ещё пенсия тринадцать. Нет, жить можно, хотя иногда хочется не жить. Я как раз из последнего рейса возвращался, когда эсэмэска спикала: «На ваш счёт наложен арест». А мне зарплата должна через неделю прийти. Я аж вспотел. Какой арест? Почему? Позвонил — выяснил. Съездил в суд. Без толку. Я уже говорил. Дома молчу, потому что как такое скажешь? Пошёл в бухгалтерию. У нас там есть Оксана. Мы в инстаграме дружим. Она с ногами, с губами, с грудью, но всё как-то мимо. Кажется, что надменная, а я думаю, что просто глупая, хотя про людей так говорить нехорошо. Я её попросил перевести зарплату на карту жены. А она спрашивает — чего это? А сама в телефоне тыкается и не смотрит. Я подсел и шёпотом ей всё объяснил. А она говорит — долги надо отдавать. Будто я этого не знаю. И дальше в телефоне тыкается. А я продолжаю — Оксана, у меня все деньги спишут, мы как жить-то будем? Войди в положение, больше такое не повторится. Пожалуйста. Пожалуйста! Как маленький. А ей пофиг. И тут я себя как бы со стороны увидел. Сидит здоровый тридцатилетний мужик под метр девяносто, сопит, потеет, кепку форменную мнёт, а эта фифа ножку на ножку закинула и туфлей красной туда-сюда покачивает. Не знаю, что со мной случилось, но мне эта нога, ступня эта вдруг такой омерзительно-желанной показалась, что я со стула сполз, губами к ней приник и давай целовать, как автомат, — чмок-чмок, переведи-переведи. Оксана вскочила, ногу выдрала и дрожит. А потом говорит — нельзя это, не пропустят. А бухгалтерши, которые с ней работают, вообще обалдели.