Книга Явный, сумрачный, финальный - Влада Юрьева

Поэтому Северу удалось отстраниться от мыслей о том, что осталось в Москве, и сосредоточиться на цели своей поездки.

Понятное дело, в колонии его никто не ждал, и ему там были не рады. Но для того и существует проект: чтобы содействовать в нужные моменты. О встрече с начальником колонии договорился Артур, нынешний куратор, а в прошлом полицейский. Пока для Севера более ценного источника данных просто не было.

Дороги были расчищены не везде, путешествие отняло больше времени, чем он думал, так что до колонии он добрался только на следующее утро. Февральские снегопады окружили эти места благородным, роскошным даже пейзажем… Хотя осенью, должно быть, это была угнетающая картина: горстка старых, черных от времени домиков и темные стены леса.

Несмотря на базовые меры предосторожности и охрану, колония-поселение все равно была несравнима с настоящей тюрьмой. Сюда отправляли в худшем случае за преступления средней степени тяжести, да и то редко. В основном тут сидели такие, как Елена: нарушившие закон первый раз и не несущие угрозы обществу.

Дорогой внедорожник Севера мгновенно привлекал внимание, на него косились с удивлением и недовольством – причем не только заключенные, но и охранники. У последних недовольства было даже больше. Должно быть, решили, что проверяющего прислали, московские номера на это намекали. Но останавливаться или собираться у машины никто не решился, тут все спешили по своим делам.

Севера это внимание не смущало. Он легко игнорировал людей, если они не были опасны или интересны.

Он не видел смысла откладывать главную цель своего визита, поэтому сразу направился к зданию администрации. Начальник колонии мог бы устроить демонстрацию власти, заставляя Севера ждать в холодном коридоре, но не стал опускаться до такой мелочности. Гостя из Москвы он принял сразу.

Колонией управлял мужчина лет пятидесяти, военной выправки, мрачный, всех разглядывавший исподлобья. Это не было очередным знаком недовольства, скорее, общей привычкой. Он гармонично смотрелся в просторном и пустом кабинете, обставленном еще по советскому стандарту. Из новых вещей здесь был только компьютер, да и то выключенный.

– Я уже знаю, зачем вы приехали, – заявил начальник колонии, без лишних сомнений опуская приветствие.

В его кабинете было не так холодно, как в коридоре, но Север довольно быстро пожалел, что снял куртку. Начальник колонии, носивший стандартную форму, на холод не реагировал.

– Из-за Елены Рязановой.

– Само по себе это бы ничего не объясняло, но мне известно, что она натворила. Я послал данные по ней в полицию. Так что я не хочу знать, почему она нужна.

– Но что-то знать вы явно хотите, – заметил Север.

– Зачем вам она? Вы кто ей вообще?

– Ей – никто. Я частный детектив, нанятый друзьями ее жертвы, – убежденно солгал Север.

В Москве такая версия у него бы не прокатила. Его слишком часто показывали по телевизору, интервью с ним ставили в журналы и на интернет-сайты. Даже те, кто от современного искусства был далек, слышали его имя, пусть и не зная, чем именно он занимается.

Но здесь, в провинциальной колонии-поселении, столичная богема была все равно что белки в лесу – все одинаковые и не слишком важные.

– Не терплю частных детективов, – буркнул начальник колонии. – Лезете не в свое дело и усложняете жизнь нормальным следователям!

– Тогда не буду заставлять вас терпеть мое общество слишком долго. Расскажите мне про Елену Рязанову – и разойдемся.

– Нечего про нее рассказывать… Когда такие женщины сюда попадают, они ведут себя по-разному, но основные модели поведения есть. Одни сразу начинают права качать. Другие давят на жалость. Третьи стараются нести мир и любовь. Четвертые замыкаются в себе и шарахаются от каждой тени. Рязанова была из четвертых. Когда ее привезли, она почти ни с кем не разговаривала, старалась забиться в угол… А таких здесь не любят.

– На нее нападали?

– Ее били. Была бы помоложе и покрасивее – могли бы использовать сами знаете как. Но, насколько мне известно, ее только били. Чисто в профилактических целях, то есть, не сильно, и в лазарет она ни разу не попадала. А потом она уже при спонсоре ходила, и ее перестали трогать.

– При ком ходила? – уточнил Север.

– Покровительница у нее появилась.

– В смысле?..

– Не знаю, в каком смысле, я такими вещами не интересуюсь! – отрезал начальник колонии. – Ходили они вдвоем, как подруги, больше никто ничего не видел. Весь свой срок Рязанова общалась только с ней, других подруг у нее не было.

– Очень любопытно… и что же это за защитница такая?

Выяснилось, что каким-то образом Елена сошлась со своей полной противоположностью. Наталья Загорова людей не боялась, отличалась вздорным, шумным нравом и шальным бесстрашием. В колонию она попала по глупости: напилась и разбила несколько витрин в магазинах.

Отбывать свой срок Наталья приехала раньше, чем Елена. Сначала она на новенькую не обращала внимания, при ней постоянно была свита. Но когда Рязанову в очередной раз избили, Наталья решила взять ее под крыло.

С тех пор они практически не расставались. Инициатором была Елена: такое общество ей нужно было для выживания. Но нельзя сказать, что Наталья просто позволяла ей находиться рядом. Она активно оберегала подругу. Красноречивее всего об этом свидетельствовал тот факт, что Наталья могла освободиться раньше, чем Елена – условно-досрочно. Но она напала на охранницу без особой на то причины, и срок заключения продлили. Начальник колонии не сомневался, что она просто хотела остаться, пока ее протеже не окажется на воле.

– Хотя как по мне, так лучше бы освободилась тогда и катилась на все четыре стороны, – вздохнул он. – От Загоровой всегда было больше проблем, чем от Рязановой. Рязанова – она как тень. Вроде она есть, но она все время где-то в стороне, никому не мешает, что ей скажешь, то она и делает. А Загорова – в каждой бочке затычка, права постоянно качает, потому что ей это нужно для поддержания собственного авторитета.

Разглядывая фотографию Натальи Загоровой, Север готов был поверить, что такая нигде не пропадет. Со снимка на него смотрела рослая и весьма полная бабища с грубыми чертами лица и мрачным взглядом. Чтобы усилить и без того медвежий облик, Наталья показательно не ухаживала за собой: брови срослись на переносице, губы оставались обветренными, коротко остриженные волосы торчали во все стороны, потому что мыла она их крайне редко.

Ее избегали многие заключенные, даже те, кто сами в авторитетах ходили. С ней проще было не связываться. В колонии Наталья напоминала акулу, которую сторонились все, кроме рыб-прилипал.

– К счастью, освободились по итогу обе, – завершил начальник колонии. – Больше я их не видел – и рад этому. Рязанову точно не увижу, если она действительно совершила то, о чем я слышал, ее не сюда отправят.