Книга Там, где живут ангелы - Екатерина Янова

Глава 17

Я за тебя молюсь, я за тебя боюсь,

И слышу я, мой Бог, твой каждый вздох.

Слова песни «Я за тебя молюсь»,

 исполнитель Лайма Вайкуле

С каждым днем мое внутреннее напряжение нарастало. Возможно, это было связано с тем, что Глеб становился все задумчивее, а может потому, что он стал частенько уходить по каким-то делам, иногда ночью. Каждый раз до момента его возвращения я не находила себе места. А еще мне начали сниться беспокойные сны. Правда, утром я почти ничего не могла вспомнить, кроме того, что во сне видела страшного человека. Он желал смерти Глебу и мне, только все время скрывался в тумане. Я пыталась рассмотреть его лицо, но не могла. Зато прекрасно чувствовала, какая жуткая злоба от него исходит.

Сегодня Глеб снова ушел после странного звонка. На улице уже ночь, а его все нет. Я умоляла Глеба остаться, потому что дурное предчувствие преследовало сегодня особенно остро. Но он не послушал, сказал, что не собирается рисковать, просто встретится с одним человеком, переговорит с ним и вернется. Первые часа два я успокаивала себя, как могла, но ничего не помогало. Я пробовала отвлечься, читала, смотрела фильм. Но все это делала в пол силы. Сосредоточиться не получалось, от каждого шороха вздрагивала, напрягала слух, вот, казалось, сейчас повернется ключ в замке, войдет Глеб, и я брошусь в его объятия. Каждый раз сердце замирало сначала от надежды, потом от разочарования. В какой-то момент сама не поняла, как задремала, хотя тревожное ожидание не покинуло. Я погрузилась в какое-то промежуточное состояние между сном и явью. Я понимала, что все еще сижу на диване в квартире, но потом мне захотелось встать, подойти к ночному окну, отодвинуть штору и рассмотреть вид из окна.

Ночной город, огни, хмурое небо без звезд. Все сливается перед глазами, постепенно в этой темноте я начинаю различать какие-то фигуры, беспокойный разговор. И вот я уже в другом месте, освещенном лишь тусклым светом. Здесь странно пахнет, почти как в аптеке, но какой-то специфический запах преобладает. На столах непонятные приборы, стеклянные колбы, на вешалке висит несколько серых халатов. Не знаю, что я здесь делаю, но уверена, что должна вести себя тихо, чтобы никто не услышал. Глеб где-то рядом, я чувствую. А те, чей разговор я слышу, враги. Они не должны его увидеть, иначе случится страшное. Голоса из соседней комнаты становятся громче. Они приближаются. Заходят двое. Один из них - здоровый бородач с татуировками на всем теле. У него страшный взгляд. Это он. Тот, который снился мне раньше. Он смотрит прямо на меня, но не может увидеть, потому что на самом деле меня в комнате нет. А вот Глеб точно здесь, я чувствую, он спрятался, а эти люди не знают о его присутствии.

Бородач зол, он орет на щуплого человека в очках, трясёт его за грудки, отбрасывает через всю комнату. Этот несчастный сносит несколько стеклянных колб, влетает в стену, задевает полки и падает на пол. От удара дверца шкафа приоткрывается, я вижу там замершую фигуру Глеба. Боже! Если дверца откроется сильнее, они заметят его. Надо что-то придумать. Но что я могу? Я ведь способна только наблюдать со стороны. Или нет? Я пытаюсь схватить за шею бородатого урода, но у меня ничего не получается. Я как будто хватаю голограмму, а тем временем дверца шкафа открывается сильнее, бородач идет в ту сторону, я понимаю, что это конец. Он сейчас увидит Глеба. Я кричу от ужаса, закрываю глаза, слышу грохот. Не знаю как, но верзила вдруг спотыкается о ногу лежащего на полу очкарика и падает сверху, матерясь. Пытаясь встать, он облокачивается об дверцу шкафа, при этом плотно захлопывает ее. Да! Отлично! Глеб остался незамеченным. Мужчины поднимаются с пола, бородатый урод продолжает что-то зло выговаривать очкарику, тот, кажется, даже дышать боится. Но самое главное, они оба выходят из комнаты, гасят свет, раздается звук закрываемых замков, слышны их удаляющиеся шаги, а потом наступает тишина.

Я резко открываю глаза, что это было? Я все еще сижу на диване. Вокруг привычная обстановка, нет никакой темноты, никаких очкариков и бородатых мужиков, и Глеба нет. Странный сон, или не сон. Не знаю, только начинает жутко болеть голова, и во всем теле рождается дикая слабость. Руки почему-то дрожат. Я с большим трудом встаю с дивана, иду в спальню. Буквально падаю на постель. Мне холодно. Укутываюсь в одеяло и пытаюсь успокоиться. Дрожь бьет все сильнее. Не знаю, сколько времени я сижу так в темноте. Мне очень плохо, виски взрываются такой болью, что хочется кричать. Зубы стучат друг о друга, дико хочется пить. Но дойти до кухни я точно не смогу.

Из этого водоворота боли меня вырывают прикосновения и обеспокоенный шепот:

- Мила, девочка моя, что с тобой, - это голос Глеба, точно он, только сил порадоваться его возвращению нет. Загорается неяркий свет, но даже он бьет по нервам так, что приходится болезненно застонать и сжать голову руками. Прохладная ладонь прижимается к моему разгоряченному лбу, на несколько секунд становится легче.

- Мила, у тебя жар. Ты заболела? Подожди, я схожу за градусником, - Глеб выходит, через пару минут возвращается. Установив термометр, он прижимает меня к себе, я обессилено утыкаюсь в его шею. Тяжело дышу, но не могу успокоиться. Меня что-то тревожит. Запах. Я чувствую запах, от которого начинает подташнивать. Сначала не могу понять, что это, потом память подкидывает яркую картинку из моего сна. Темная комната, стеклянные колбы и запах. Именно этот омерзительный аптечный запах. Сейчас он исходит от Глеба. Это рождает новый поток бредовых мыслей, от чего дрожать я начинаю сильнее. Этого не может быть, я ведь просто спала, я не могла быть там, не могла!

- Мила, Мила, посмотри на меня! - требует Глеб, кажется, он напуган. Гладит по голове, что-то спрашивает, я не могу разобрать.

- Пить хочу, - с трудом выдавливаю я.

Через минуту Глеб уже подносит к моим губам стакан с водой, пью с трудом, зубы стучат о край стеклянный посуды так, что становится страшно, вода расплескивается, оставляя мокрые пятна на футболке. Это простое действие лишает меня последних сил, но в горле теперь першит меньше. Чувствую себя старой, беспомощной, разваливающейся на куски. С трудом понимаю, что меня поднимают на руки, укладывают на прохладную простынь, нежные руки стягивают мокрую майку. Глеб укутывает меня в теплое одеяло и плед, но мне все равно холодно. Особенно, когда он уходит. Без него совсем тошно. Но через несколько минут он возвращается.

- Мила, девочка моя, посмотри на меня! - из последних сил выполняю его просьбу. - Надо выпить лекарство. Давай, тебе полегче станет, - приподнимает меня, кладет в рот таблетку, помогает запить. Поднимается тошнота. Таблетку проталкиваю с большим трудом. Лежу несколько минут, зажмурившись, боясь вздохнуть. Глеб рядом, гладит меня по голове, но я снова чувствую этот запах. Меня сейчас точно вырвет.

- Тебя тошнит? - киваю, Глеб тут же подхватывает меня на руки, несет в ванную, только так еще хуже. От резкой смены положения голова взрывается новой болью, я теряю связь с реальностью, прихожу в себя уже на полу около унитаза. Рвотные спазмы скручивают тело, но я ничего не ела вечером, поэтому кроме таблетки и выпитой воды из меня ничего не выходит. Становится немного легче. Глеб вытирает мое лицо влажным полотенцем. Наклоняется ближе, я снова чувствую этот запах, приходится снова вернуться к своему занятию. Глеб отходит. Мне становится легче. Прихожу в себя, сквозь шум в ушах слышу, Глеб с кем-то разговаривает по телефону. Возвращается ко мне, он уже без рубашки, наклоняется, я готовлюсь к новому приступу тошноты, но нет, потому что запаха тоже нет. Видимо, это пахла рубашка.