Книга Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии» - Андре Лори

Верхняя площадка этой несокрушимой гранитной башни представляла собой нечто вроде круглого каземата с узкими бойницами в стенах. В самом центре этого каземата стояла громадная стальная пушка.

— Вот, — сказал профессор, который за все время, пока они шли, не проронил ни слова.

Пушка представляла собой самое большое осадное орудие, какое когда-либо видел Марсель. Весила она по меньшей мере триста тысяч тонн и заряжалась с казённой части. Жерло её имело в диаметре полтора метра. Установленная на стальном лафете, она скользила на стальных ползунах и двигалась с такой лёгкостью при помощи системы шестерён, что управлять ею мог бы и ребёнок. Система стабилизаторов с задней стороны лафета ослабляла отдачу и после каждого выстрела автоматически возвращала орудие в его первоначальное положение.

— А какова пробойная сила этой штуки? — спросил Марсель, невольно залюбовавшись этим стальным чудом.

— Полным зарядом на расстоянии двадцати километров это орудие пробивает сорокадюймовую плиту с такой лёгкостью, как если бы это был бутерброд.

— А дальнобойность?

— Дальнобойность! — воодушевляясь, вскричал Шульце. — Вот вы только что говорили, что мы, жалкие подражатели, можем только удваивать вес и дальнобойность наших пушек. Так вот, из этой пушечки я берусь с достаточной точностью отправить снаряд на расстояние сорока километров.

— Сорок километров! — вскричал поражённый Марсель. — Вы, вероятно, пользуетесь каким-то новым порохом?

— О, я теперь могу вам все рассказать, — каким-то загадочным тоном ответил Шульце. — Теперь я могу без всяких опасений посвятить вас во все тайны. Да, крупнозернистый порох отжил свой век. Я употребляю пироксилин [25]. Его взрывчатая сила в четыре раза превышает силу чёрного пороха. И я ещё увеличиваю её впятеро, прибавляя на восемь десятых пироксилина две десятых нитроглицерина [26].

— Но разве может какое-нибудь орудие, будь оно из самой высококачественной стали, выдержать давление такого взрыва? — усомнился Марсель. — После трех-четырех выстрелов ваша пушка износится и придёт в совершенно негодное состояние.

— Пусть она выстрелит только один-единственный раз — этого будет достаточно.

— Дорого обойдётся вам такой выстрел!

— Один миллион — столько, сколько обошлось мне это орудие.

— Миллион за один выстрел?

— Ну что ж, если он произведёт разрушений на миллиард!

— На миллиард! — повторил Марсель, но тут же, спохватившись, подавил восклицание ужаса, смешанного с невольным восхищением этим смертоносным орудием. Сделав над собой усилие, он сказал спокойным голосом: — Да, это, конечно, замечательное орудие, но при всех своих несомненных достоинствах оно как раз подтверждает мою мысль: усовершенствование, подражание, но ничего нового.

— «Ничего нового»! — фыркнул герр Шульце, насмешливо пожимая плечами. — Ну хорошо. Я, кажется, вам уже говорил, что у меня от вас нет никаких тайн. Идёмте.

Они вышли из каземата и при помощи гидравлической подъёмной машины спустились в нижний этаж. Здесь, в большом зале, на полу стояли ряды продолговатых, цилиндрической формы предметов, которые издали можно было принять за снятые с лафетов пушки.

— Вот наши снаряды, — сказал герр Шульце.

На этот раз Марсель должен был признать, что ничего подобного ему никогда не приходилось видеть.

Это были громадные цилиндры двух с половиной метров длины и метр с лишним в диаметре, в свинцовой оболочке, на которой легко отпечатывались нарезы орудия, сзади цилиндр был закрыт стальным диском, закреплённым болтом, а спереди оканчивался стальным сигарообразным наконечником, снабжённым ударником.

Трудно было определить по наружному виду, в чём заключались особые свойства этих снарядов, но, глядя на них, чувствовалось, что они таят в себе такую страшную разрушительную силу, какой ещё не видывал мир.

— Что, не догадываетесь? — спросил герр Шульце, видя недоумение Марселя.

— Нет, честно признаюсь, не понимаю, зачем нужен такой длинный и такой, если судить по виду, тяжёлый снаряд.

— Вид обманчив, — сказал Шульце. — Вес его мало чем отличается от веса обыкновенного снаряда такого же калибра. Но я вам сейчас расскажу. Это снаряд-ракета из стекла в дубовой обшивке, заряженный под давлением в семьдесят две атмосферы жидкой углекислотой. При падении свинцовая оболочка разрывается, и жидкость превращается в газ. В результате этого температура в окружающей зоне понижается на сто градусов ниже нуля, и вместе с тем огромное количество углекислого газа распространяется в воздухе. Всякое живое существо, находящееся в пределах тридцати метров от места взрыва, должно неминуемо погибнуть от этой леденящей температуры и от удушья. Тридцать метров — это, так сказать, исходная цифра, на самом же деле действие снаряда охватывает, вероятно, значительно большую площадь, примерно сто, двести метров в окружности. Тут надо учесть ещё одно благоприятное для нас обстоятельство, а именно то, что углекислый газ благодаря своей тяжести надолго задерживается в нижних слоях атмосферы, в силу чего охваченная его действием зона остаётся заражённой в течение нескольких часов после взрыва и всякое существо, осмеливающееся проникнуть туда, погибает. Как видите, выстрел из моей пушки даёт двоякий результат — мгновенный и длительный! И при этом раненых не бывает — одни трупы.

Профессор Шульце явно наслаждался, расписывая достоинства своего изобретения. К нему вернулось его прекрасное настроение, он раскраснелся, он весь сиял от гордости и показывал все свои тридцать два зуба.

— Представьте себе, — продолжал он, — несколько таких орудий, жерла которых направлены на осаждённый город. Предположим, что на каждый гектар поверхности требуется одна пушка. Тогда, значит, для уничтожения города в тысячу гектаров надо располагать сотней батарей по десяти орудий в каждой. И вот вообразите себе все наши орудия на местах, для каждого выбрана цель, погода благоприятная, ясная. По электрическому проводу даётся общий сигнал — и в одну минуту на площади в тысячу гектаров не останется ни одного живого существа! Целый океан углекислоты затопит город! А знаете, что навело меня на эту мысль? Медицинский отчёт о смерти мальчика-шахтёра в шахте Альбрехт в прошлом году. Правда, что-то в этом роде мне мерещилось ещё в Неаполе, когда я осматривал «Собачий грот». Но только после этого случая моя мысль обрела подходящий импульс. Ну-с, вам теперь ясен принцип моего изобретения? Искусственно созданный океан чистой углекислоты! Целый океан! А ведь известно, что присутствие одной пятой этого газа в воздухе уже делает его непригодным для дыхания.