Книга Удивительные истории о врачах - Максим Малявин

– Проснулись? Будете есть?

– А что дают?

– Кефир и печенье.

Жажда немного утихла, но пить все равно хочется.

– Принесите кефир. И воды, воды, пожалуйста.

Медленно тянется время, и вот уже девять вечера. Дежурные сестры разбалтывают в тазике моющее средство. В отделении начинается ежесуточная помывка больных и смена постельного белья. А меня ждет еще одна долгая бессонная ночь.

Каждый час я осторожно поворачиваюсь, стараясь не запутаться в проводах и трубочках. На правый бок. На спину. На левый бок. Перевернуть подушку. Опять на спину. Ноги согнуть. Ноги выпрямить. Задрать их на бортик кровати. Спрятать под одеялом. На левый бок. Перевернуть подушку…

…Я вспоминала молитвы, любимые фильмы и спектакли, думала о прочитанных книгах, пыталась складывать стихи, считала овец под пиканье пульсового датчика. Через некоторое время я попробовала йоговское дыхание, но в голове больно застучало. Пришлось переключиться на аутотренинг: «Мне тепло, мои руки тяжелые, дыхание ровное и спокойное… я засыпаю… засыпаю…» Еще через пару часов я оставила и это бесполезное занятие. Осталось наблюдать за стрелками стенных часов.

Боли сохранились, но интенсивность их уменьшилась настолько, что достаточно легко можно было отвлечься. Только ночью отвлекаться не на что…

Медленным потоком уходит время, наконец я домучиваюсь до утра.

Олеся

Ближайшая соседка по отсеку справа – молодая женщина, ей не больше двадцати пяти. Скорая везла ее со схватками в роддом, когда в их машину врезался грузовик. Из изломанной Олеси выдавили ребенка. Роженицу отправили в Склиф, а младенца забрали родственники. Девушка может дышать сама, через венозный катетер ее «кормят» глюкозой, устройство внутри мочевого пузыря отводит мочу в пакетик. Каждый вечер Олесю, как и всех, протирают, проверяют, не появилось ли пролежней, поворачивают с боку на бок, промывают рот специальным отсосом. Лечение не приводит к результатам – она в коме. Глаза закрыты, осознанных движений нет, реакции на внешние раздражители почти отсутствуют – больное сознание бродит по неведомым местам.

Мать девочки Нина приходит в реанимацию почти каждый день. Она пытается вытянуть дочь из коматозного пространства сюда, к нам:

– Доченька! Олеся! Это я, твоя мама. Ну посмотри на меня, доченька, открой же глазки. А вот я Артемкины фотографии тебе принесла, посмотри на сыночка. Ай, какой сыночек хороший! Ну все-все родственники говорят, что такого хорошего мальчика не видали! Олеся ему всю силу свою отдала, всю красоту! Вот, доченька, посмотри – он голенький лежит на коврике. Это у бабушки во дворе под деревом. Смотри, как на ручках приподнимается. Что за красивый мальчик, наш Артемочка, ах, какой здоровенький! Посмотри, доченька! Открой глазки, посмотри на сыночка!

От голоса Нины у Олеси начинаются легкие судороги, но Нина не отступает:

– Олесенька, а какой же он загорелый, мальчик наш. А щечки какие! А волосики! Посмотри, какой мальчик замечательный. У теток хорошо ему, все время Артемочка на воздухе. И здоровенький такой! Всю силу ты ему отдала, доченька, всю красоту. Начальник твой звонил, про здоровье спрашивал. Скоро Денис приедет, муж твой. Открой же глазки, доченька! Олеся!

Связь «Нина – Олеся» тоньше, чем нервная и нейронная, думаю, она образуется на совершенно другом уровне и слабо доступна матери именно через поврежденные нервы-паутинки.

Иногда приходит муж Олеси и отец Артемки – Денис. Ему подобная связь недоступна. Он садится рядом с потусторонней бессловесной женой и достает книжку. Денис сидит часа два или три, не говоря ни слова, – читает детективный роман. Начитавшись, относит стул на место и уходит домой.

Приходит время водных процедур. Девицы-санитарки приближаются к Олесе с тазиком теплой воды. Разболтав пену, одна из них разводит девушке ноги и начинает ее протирать.

– Слышь, вот так бы ее на дорогу выбросить. В таком вот виде? А? К шоферне. Га-гааааа!!!

– Ыгы! К этим… к дальнобойщикам. Гааааааа! – гогочет другая.

От услышанного у меня слегка мутится в голове, зато голос крепнет, и я превращаюсь в злобную гарпию:

– Эй, поганки! Может, закроете свои грязные рты?

Санитарки оборачиваются:

– Вы че ругаетесь? Мы ж, этта… пошутили!

Но я продолжаю негодовать, пытаясь использовать неожиданный прилив сил на благо воспитания молодого поколения. Деревяшки в белых халатах быстро протирают Олесю и бочком-бочком исчезают.

Фффух! В голове стучит – еще не хватало второй инсульт получить. Для полной радости.

О! Явились опять со своим тазиком.

– Дайте мы вас помоем.

– Ты лучше рот себе вымой. А ко мне не прикасайся, я и так чистая.

– Так не положено! Вы че? Я сейчас врача позову!

– Ну зови-зови. Думаешь, мне сказать ему нечего?

Девицы, пошептавшись, оставляют меня в покое, подходят к соседней кровати, начинают мыть Татьяну со сложными тазовыми переломами. Все, ушли. Во рту пересохло. Я тянусь к воде и обнаруживаю, что сил почти нет, – с трудом удерживаю бутылку.

Татьяна поворачивается ко мне:

– Лен, а Лен! Что тут произошло-то?

– Да все в порядке, Таня, спи. Ничего страшного. Воду из тазика разлили.

Над Таниной головой работает вентиляция, поэтому она почти ничего из происходящего в отсеке не слышит. Зато спит хорошо.

* * *

День – скучен и длинен. Как всегда. Небольшое разнообразие вносит доставленный специально для меня мобильный рентгенаппарат. Под спину засунули огромную кассету и сделали снимок легких. Что они там ищут?

Из подслушанных фраз проявляется картина, я пытаюсь проверить страшную догадку:

– Вы предполагаете, что у меня рак? Значит, вы метастазы искали? Нашли?

– В легких чисто. Это хорошо. Ждем результатов гистологии.

– Когда же придут результаты?

– Не скоро, дней через десять. Вы не волнуйтесь, меньше думайте об этом. А сегодня переведем вас в отделение.

Врач погладил меня по руке и ушел.

Я устремила взгляд сквозь потолок – туда, где, по моему мнению, во облацех воздушных находился Вседержитель. «Не боюсь, – мысленно сказала я Ему. – Не боюсь! Если ни один волос с головы человека не падает без Твоей воли, значит, мой диагноз – Твоя воля. А раз воля – Твоя, то Ты и вытащишь меня как-нибудь из этой истории! Не боюсь! Ха. Ха. Ха».В отделении

В палате шесть кроватей, занято три, четвертый пациент – я.

Около моей соседки хлопочет сиделка Наташа – то арбуз порежет, то чаю нальет, то яичко почистит.

– Накрыть вас еще одним одеялом? Здесь так дует, – обращается она ко мне.