Книга Третья фиалка - Стивен Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не хотела тебя…
— Ты намекнула, что у меня только одна пара серых перчаток, одна во всей Вселенной, хотя это не так. Их у меня несколько, и эти мне совсем не обязательно беречь как единственные за всю историю человечества.
— Они даже не серые. Их можно назвать…
— Серые! Полагаю, твои прославленные ирландские предки ничего не рассказывали своим отпрыскам о перчатках, поэтому…
— Билли!
— … поэтому ты зря считаешь, что их носят только в холодную погоду, тем более что тебе зимой больше по душе варежки…
На лестнице, в окружающем их мраке, он неожиданно воскликнул:
— Смотри в оба, а то упадешь!
Потом попытался взять ее под руку, но она вырвала локоть.
Некоторое время спустя Хокер вновь произнес: — Смотри в оба, леди! Что ты все время спотыкаешься? Дай мне вино, я его точно не уроню. Ну что, так лучше?
— Пенни, — сказал Горе, глядя на друга через стол, — если человек зациклился всего на двух фиалках, то что случится, если их у него будет тысяча?
— Какой же ты недоумок! Делим тысячу на два и получаем: пятьсот раз! — сказал Пеннойер. — Я бы ответил на твой вопрос, если бы он не касался запретной темы.
Устроившись в отдалении от них, Морщинистый и Флоринда делали валлийские гренки с сыром.
— Придержите языки, невежи! — прикрикнул на них Хокер.
— Горе, как думаешь, — обратился к другу Пеннойер, — если мужчина любит женщину больше, чем всю Вселенную, то любит ли он вообще эту самую Вселенную, и если да, то насколько?
— Да бог его знает, — понуро молвил Горе. — К тому же мне вряд ли подобает отвечать на твой вопрос.
Морщинистый с Флориндой победоносно поставили на стол блюдо с гренками.
— Так, — сказала девушка, — прикончим их, и я иду домой. Уже двенадцатый час. Горе, плесни мне эля.
Чуть позже порог, отгораживающий комнату от окружающего мира, переступил Пурпур Сэндерсон. Повесив шляпу, он бросил на остатки пиршества взгляд, в котором явственно читался упрек за такое расточительство:
— Кто это…
— Пурпур, невоспитанная ты скотина, перед тем как сказать еще хоть слово, заруби себе на носу, что здесь неприемлемы любые намеки на две фиалки, — воскликнул Пеннойер.
— Чего-чего?
— Да нет, ничего, не обращай внимания, — выдавил улыбку Горе. — Хотя… Признайся, ты ведь уже открыл рот, чтобы брякнуть что-нибудь о двух фиалках, так? По глазам вижу, что так, старый сплетник!
Сэндерсон ухмыльнулся и посмотрел на него с выражением ожидания на лице.
— Что у вас здесь стряслось? — спросил он.
— Ничего не стряслось, — ответили ему. — Просто мы договорились ни под каким предлогом не говорить о двух фиалках.
— О каких еще двух фиалках?
— Съешь гренок с сыром, Пурпур, — посоветовал ему Морщинистый, — и не обращай внимания на этих сумасшедших.
— Да нет, вы мне ответьте — о каких еще двух фиалках?
— Ребятам просто что-то привиделось, вот и мелют всякую чушь.
— Я поняла! — кивая, воскликнула Флоринда. — Это как-то связано с Билли Хокером.
Горе с Пеннойером насмешливо фыркнули, а Морщинистый сказал:
— Ничего-то ты не знаешь, Кутерьма. К Билли Хокеру это не имеет ни малейшего отношения.
— А что же он тогда прячет глаза? — спросила Флоринда.
Морщинистый потянулся, взял в руки гитару и затянул серенаду.
— Заткнись, а! — бросил ему Пеннойер.
— Нет, вы мне все же скажите — почему он прячет глаза? — опять воскликнула Флоринда.
— Это правда, Билли? — сказал Сэндерсон. — Ты действительно причастен к некоей истории с двумя фиалками?
— Я здесь ни при чем! — заявил Хокер.
— В самом деле? — спросила Флоринда.
— Разве что самую малость.
— Ну вот! — сказала девушка и вновь кивнула. — Я с самого начала знала, что речь идет о нем.
— Нет, вовсе нет! — возразили ей Пеннойер и Горе.
Спустя еще некоторое время у них закончились сигареты, и Хокер добровольно вызвался сходить за ними. Едва за художником захлопнулась дверь, как Флоринда выпалила:
— О каких еще фиалках вы тут толковали?
— А, ерунда… — ответил Пеннойер и откинулся на стуле с таким видом, будто намерен молчать весь остаток дня.
— Ну, Пенни, пожалуйста, расскажи, это нечестно с твоей стороны. Горе, может, ты меня просветишь?
— Морщинистый, угомонись! Ну, Горе, расскажи! Давай говори!
— И что тебе так хочется узнать? — с трагическими нотками в голосе вскричал Горе. — Ты чертовски любопытна! Повторяю еще раз, все это яйца выеденного не стоит.
— Э нет, вот тут ты не прав, — зловеще сказала Флоринда, — иначе бы давным-давно все рассказал.
После возвращения Хокера она выкурила сигарету и решительно заявила:
— Ну все, мне пора.
— Кто сегодня проводит тебя домой, Кутерьма?
— Никто, — ответила она.
— Вот что я тебе скажу, — миролюбиво произнес Горе, — мы сейчас сыграем партию в покер, и выигравший удостоится редкой чести доставить мисс Кутерьму домой под крылышко мамочке.
Пеннойер с Морщинистым тут же сдвинули тарелки на край стола. Горе виртуозно срезал колоду, демонстрируя рвение отличного игрока. Лица любителей покера оживились.
— Теперь, индейцы, — торжественно произнес Горе, — добираем карты, открываем и определяем счастливчика.
Флоринда подалась на стуле вперед. Ей были хорошо видны карты Пурпура Сэндерсона и Хокера. Сэндерсон с серьезным видом взирал на две пары, тузов и дам, а Хокер — на захудалую пару семерок.
— Ну что, добираем? — спросила она.
— Разумеется, — ответил ей Горе. — Сколько тебе, Морщинистый?
— Четыре, — жалобно изрек тот.
— Мне три, — попросил Пеннойер.
— Мне одну, — сказал Сэндерсон.
— А мне три, — подал голос Хокер.
Когда он опять поднял руку, стул Флоринды опасно наклонился вперед. Она увидела, что к паре добавилась еще одна семерка. Сэндерсону доставшаяся карта не помогла.
— Первый после сдающего, — произнес Горе. — Что у тебя, Морщинистый?
