Книга Голгофа женщины - Вера Крыжановская

Рассказ этот был прервал лакеем, которыйдоложил, что поверенный по делам Ричарда Федоровича желает немедленно же видетьКлеопатру Андреевну.

Тотчас же все прошли в гостиную, где госпожаГерувиль в высшей степени любезно приняла поверенного своего пасынка.

Пожилой господин, полный достоинства, послеобмена первыми любезностями, сказал со слегка смущенным видом:

Я имею к вам, сударыня, и к Ивану Федоровичуне совсем приятное поручение.

Он вынул из портфеля письмо и подал его ИвануФедоровичу, прибавив:

Так как я застал вас здесь, то позвольте мневручить вам письмо вашего брата. Но может быть вам уже все известно?

Нет, нет, я ничего не знаю! Не случилось личего-нибудь с Ричардом?

Насколько мне известно, с ним ничего неслучилось. Известия же от него, вероятно, придут нескоро, так как в настоящеевремя он находится в открытом море.

В открытом море! — вскричали все разом. — Этоневозможно! Он в Берлине.

Да нет же! Он уехал с одним своим другом, иони решили посетить Египет, Индию и другие страны. Путешествие продолжится покрайней мере три или четыре года. Ричард Федорович вышел даже в отставку, чтобыбыть вполне свободным.

Это известие, как громом, поразило всех, и вкомнате на минуту воцарилась мертвая тишина.

И он скрывал от меня свое намерение! —пробормотала, наконец, госпожа Герувиль.

По-видимому, так, — спокойно заметилповеренный. — Кроме того, мне поручено, сударыня, объявить, что этот дом продани что вам придется очистить эту квартиру в шестинедельный срок, так как новыйвладелец желает занять ее лично для себя. Вам же мне поручено выдаватьежемесячно по сто рублей.

Какое вероломство! Сто рублей без квартиры!..Л Юлии и ее ребенку? — пробормотала, дрожа от бешенства, Клеопатра Андреевна.

Ничего; по крайней мере, я не получил никакихраспоряжений насчет госпожи Гольцман и ее дочери.

И насчет меня также? — осведомился страшнопобледневший Иван Федорович.

Он понял теперь к каким результатам привелпоследний разговор с братом.

Вам мне поручено выдавать к каждому праздникуПасхи и Рождества по двести рублей и, кроме того, единовременно триста рублейна крестины. На имя Ричарда Федоровича мною приобретен в Сергиевской улиценебольшой, но очень хороший дом, куда я на этих днях и перевезу его вещи. Домэтот будет заперт до его возвращения. Вам же, сударыня, я могу еще предложитьзанять дачу Ричарда Федоровича в

Гатчино, годную для жизни зимой. Там восемькомнат и большой сад. Если желаете, вы можете занять ее. По мнению моегодоверителя, пожилые дамы, нуждающиеся только в спокойствии и чистом воздухе,должны чувствовать себя там очень хорошо.

Все три женщины, молча выслушавшие эти слова,поднялись, дрожа от ярости.

А, негодяй! Он еще насмехается над нами...Пусть он подавится своей дачей! Мы не желаем ее! — крикнула КлеопатраАндреевна, теряя над собой всякую власть.

Вы не правы, сударыня: дача эта очень красиваи комфортабельна, а Гатчино так недалеко от Петербурга. Во всяком случае, есливы измените свое решение, дача останется в вашем распоряжении. Вот чековаякнижка на текущий год; каждый месяц вы можете получать назначенную вам сумму избанкирской конторы Лампе и Ко. А теперь позвольте мне проститься с вами;сегодня у меня много дел.

По уходе поверенного в изящной маленькойгостиной долго царила глубокая тишина. Полученный удар был жесток, и всеприсутствующие чувствовали себя точно под влиянием тяжелого кошмара.Великодушный человек, которому за все его благодеяния они отплатилиоскорблением, клеветой и тысячью мелких уколов, показал, наконец, когти и далпочувствовать свой гнев и презрение.

Иван Федорович первый пришел в себя. Схвативписьмо брата, он распечатал его и быстро пробежал следующие строки:

«Уже давно я знаю, какой бесчестной клеветойпреследуют меня и бедную, невинную женщину, которую, к ее несчастью, ты связалс собой. Никогда Ксения Александровна не внушала мне другого чувства, кромедружбы и жалости. Но мне надоели, наконец, низкие интриги Юлии Павловны. Тысоветовал мне ехать путешествовать, и вот я следую этому доброму совету иуезжаю на несколько лет. Таким образом, надеюсь, зло будет уничтожено в самомкорне, и я не буду служить помехой твоему супружескому счастью. Теперь ничто непомешает тебе приобрести сердце твоей жены и ничто также не будет омрачатьтвоей супружеской жизни. Моей мачехе я оставляю небольшой пенсион ипредоставляю ей право поселиться на моей даче в Гатчино Тебе я ничего неоставляю в виду того, что помощь, какую я тебе оказывал, была так дурноистолкована. Впрочем, ты получаешь достаточно для содержания своей семьи. Чтоже касается Юлии Павловны, то я не чувствую себя обязанным платить участием заее клевету и злые сплетни и отказываюсь в будущем оплачивать содержание как ее,гак и ее дочери. Твоя кузина молода и может работать. Если она желает пройтикурс шитья или поступить куда-нибудь кассиршей, то я не откажу помочь ей вэтом, а также согласен платить за Анастасию в гимназии, так как желал бы еевидеть женщиной развитой и способной зарабатывать свой хлеб, а не бесполезнымсуществом, сходящим с ума от нарядов и полным претензий, несовместимых с ееденежным положением. Если мои распоряжения не нравятся вам, я жалею об этом, новы должны винить самих себя. Вы гоните меня отсюда, и я глубоко убежден, что немою особу вы будете оплакивать.

Ричард Герувиль».

Побледнев от ярости и нахмурив брови, ИванФедорович бросил письмо на стол и встал.

— Читайте и наслаждайтесь прекраснымрезультатом ваших интриг! Медузы! Змеиные языки! Вы сами наказали себя своейнизкой завистью и злобой к моей жене. Мне лично все равно, так как у меняхватит, чем прожить, но я очень доволен, что вам так прижали хвосты.Распрощайтесь же с роскошной квартирой и поезжайте в Гатчино. Ходите теперь в театрв галерею пятого яруса, вместо того, чтобы красоваться в ложе Ричарда на первыхпредставлениях опер и балета; тряситесь на извозчиках, вместо того, чтобыкататься в коляске! А! — он ударил кулаком по лбу. — Повторяю: я рад, оченьрад, что Ричард так умно отомстил вам за ваши позорные поступки с ним. На моюже помощь не рассчитывайте! Это вы всегда восстанавливали меня противвеликодушного брата, выказывавшего мне столько дружбы, и поставили меня вложное и недостойное положение перед ним!

Он вышел, громко хлопнув дверью, и, какураган, сбежал с лестницы. Бешенство, положительно, душило его.

После ухода Ивана Федоровича бурная ссоразавязалась между тремя дамами. Каждая обвиняла другую в случившемся несчастьи.Все сходились только в гневе на Ричарда, и на голову отсутствующего сыпалисьсамые оскорбительные эпитеты.

Наконец, крики, нервные припадки и взаимнаябрань стихли, и обе пожилые дамы остались одни, так как Юлия, бесновавшаясяподобно фурии, оставила их и заперлась в своей комнате.