Книга Средневековая Русь. От призвания варягов до принятия христианства - Клим Жуков

В общем, аргументы очень далеки от научных, сплошной патриотизм.

В чем же был виноват Миллер? Он ответственно подошел к высокому заданию, сопоставил результаты изысканий Байера и Татищева и сделал выводы. Единственное, чего он не учел, – это то, что совсем недавно, в 1743 году, закончилась война со Швецией. Представим на минутку этот научно-политический казус: государыне императрице по случаю ее тезоименитства в торжественной обстановке рассказывают, что ее предшественники на российском престоле были шведами! Неудивительно, что Ломоносов, как человек политически грамотный, счел необходимым для всеобщего блага одернуть чересчур увлекшегося молодого человека.

Диссертацию Миллера запретили к публикации, а уже имеющийся тираж изъяли из обращения и сожгли. Однако Миллер проявил упорство: он издал диссертацию и свои последующие разработки в Германии анонимно. Его труды полностью переведены на русский язык совсем недавно, в середине 2000-х годов. Кстати, знаменитая работа Байера «О варягах», написанная по-латыни, до сих пор остается не переведенной полностью на русский, существуют только выдержки. Получается, все ее ругают, но никто не читал!

Вернемся к Миллеру. Одним из его основных тезисов был такой: «Одного имен согласия (то есть совпадения. – Примеч. авт.) без других подлиннейших свидетельств к доказательству о происхождении народов никак не довольно». Другими словами – недостаточно. Кроме того, он начисто отвергал тезис Ломоносова о том, что термин «русь» происходит от народа роксолан.

Вкратце напомним сложную схему, автором которой был Ломоносов: в незапамятные времена роксоланы переселились в Пруссию, там познакомились с пруссами, которые были под властью римских кесарей, и дали им свое имя, а потом оттуда приехали к нам. Миллер со всем этим был категорически не согласен, убедительно доказывая, что роксоланы даже до Волги никогда не доходили – и, соответственно, оказаться в Пруссии ну никак не могли. Нельзя строить столь масштабные теории на основании совпадения всего нескольких букв – точнее, звуков.

К сожалению, Ломоносов был великим химиком, но не был историком. Метод исторической критики был ему не знаком. В своей «Древней российской истории» он в полной мере, без какой-либо проверки, развернул поздние наивные теории, включая мифического Гостомысла (упоминания о котором, напомним, появляются в летописях только в XV веке). Ломоносов безоговорочно верил сообщениям из так называемой Иоакимовской летописи о том, что был некий князь Вадим, которого Рюрик убил, потому что тот поднял новгородцев на бунт. Поэтому вряд ли можно воспринимать это сочинение нашего великого ученого всерьез.

В 1768 году некий Август Людвиг Шлецер опубликовал «Опыт анализа русских летописей (касающийся Нестора и русской истории)», а потом создал фундаментальную монографию «Нестор». Будучи убежденным норманистом, Шлецер фактически заложил основы критического исследования русского летописания. Он был одним из первых, кто обратил внимание на то, что в летописях не все гладко, причем разночтения могут наблюдаться не только между разными редакциями или изводами, но даже внутри одной летописи.

Это говорит только об одном: очевидно, что данную летопись писал не один человек, а несколько (причем, возможно, в разное время), либо при написании использовались противоречивые источники. Исходя из этого своей основной задачей Шлецер считал воссоздание (сейчас мы сказали бы – реконструкцию) того, что написал сам Нестор, а не того, что было привнесено другими авторами.

Какой метод он при этом использовал? Самый простой и доступный, а в то время еще и единственно возможный. Главная заслуга Шлецера в том, что он первым задумался, как это исполнить. В варягах и Рюрике он, конечно, тоже усматривал исключительно скандинавов, причем у него это мнение обрело крайнюю, фундаменталистскую форму. Он видел в них не просто скандинавов, а – ни больше ни меньше – начало русской государственности и русской цивилизации вообще. Такая точка зрения была основана на указаниях из «Повести временных лет» о том, что некоторые славяне (а именно древляне) жили звериным обычаем, а вот как только пришли творчески настроенные скандинавы, они тут же организовали местным жителям государство…

Собственно говоря, практически все современные споры о норманнском вопросе так или иначе ведутся именно с этим тезисом Шлецера, несмотря на то, что ни один серьезный норманист не берет его в расчет вот уже, наверное, сотню лет. Что же касается слова «русь», то Шлецер выводил его из топонима Руслаген в Швеции, откуда якобы и были приглашены три знаменитых брата – Рюрик, некто Синеус и какой-то Трувор.

Добавим, что Шлецер является автором великолепного выражения, которое неплохо бы выучить наизусть всем любителям поспорить об отечественной истории: «Худо понимаемая любовь к Отечеству подавляет всякое критическое и беспристрастное обрабатывание истории. Когда Миллеру запрещают произнести речь о варягах потому лишь, что там варяги выводятся из Швеции, если для России считают унижением то, что Рюрик, Синеус и Трувор были разбойниками, то никакой прогресс в историографии невозможен».

Следующим великим норманистом был замечательный историк Николай Михайлович Карамзин, написавший в начале XIX века «Историю государства Российского». Это поистине фундаментальный труд, с которого началось эпическое описание российской истории. К сожалению, он не успел дописать книгу до конца – но тем не менее положил начало сквозной российской историографии, воспринимавшей историю не как хронологически упорядоченный набор разрозненных фактов, а как единую систему, единое полотно, каждый элемент которого непосредственно связан с предыдущим и последующим.

По убеждению Карамзина, Рюрик и варяги были скандинавами, о чем убедительно свидетельствовали следующие аргументы:

Во-первых, это имена призванных князей, и в первую очередь Рюрика, которые хорошо известны в Скандинавии.

Во-вторых, существует сообщение епископа Кремонского Людбранда, датированное X веком, в котором прямо сказано: «Россы – это норманны».

В-третьих, византийских императорских телохранителей называли «варяжской гвардией», а набирали туда только скандинавов и англичан, то есть норманнов. А если учесть, что данный термин появился примерно в XI веке, то хотя бы какие-то воспоминания о призвании Рюрика, случившемся всего двести лет назад, должны были сохраниться в народной и летописной памяти. Поскольку даже в средневековой Византии понимали, что варяги и есть скандинавы, стало быть, Нестор при написании своей «Повести временных лет» это знал точно. В конце концов, параллель лежит на поверхности: если у византийского императора одни варяги, то почему у славян они должны быть какими-то другими?

В-четвертых, нельзя забывать о названиях Днепровских порогов, упомянутых Константином Багрянородным.

В-пятых, древнейший памятник русского права «Русская Правда» очень напоминает скандинавские и в целом германские языческие «правды». Кстати, данное указание помимо того, что очень интересно, еще и является первым на эту тему в российской историографии.

И в-шестых, Нестор в «Повести временных лет» достаточно точно указывал, где живут варяги: на море Балтийском, к западу, – и перечислял разные народы: урмане, свеи, англиане и готы.