Книга Только так. И никак иначе - Яна Перепечина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А в тюрьму он как попал? – они уже миновали поворот на его улицу, но Павел не распрощался с женщиной. Следовало разобраться в ситуации, да и помочь надо было, потому что непослушная тяжеленная сумка так и норовила застрять при малейшей возможности.
- Ой, Злата здесь-то совершенно ни при чём! Она как раз замуж только вышла, а Витька тридцатилетие своё отмечал. Он не работал почти никогда, не перетруждался, дома сидел, да на Трофимовнины самогонные деньги ел, пил, гулял. Делать нечего, скучно ему, небось, при такой жизни было, вот за неделю до юбилея и начал праздновать, да так и гудел с дружками. А у нас места-то хорошие, красиво, удобно – до Москвы рукой подать. Сейчас стало модно тут селиться, люди не бедные появились.
Вот дом одного из новых жителей и обворовали они с дружками. Да уж больно неудачно вышло. Хозяйку с детьми в подвале закрыли. Вещи и ценности в простыни увязали, сложили на выходе, а сами решили из бара бутылки собрать. Больно много уж там чего хорошего было. Сначала просто хотели с собой взять. Потом додумались из красивой посуды выпить, да разносолами хозяйскими закусить. Выпили, а выпивка на недельный запой хорошо легла. Они быстро разомлели, им уже трава не расти. Захотели красиво пожить хоть чуть-чуть. Вот и разбрелись по дому. Кто телевизор смотреть пристроился (их в доме несколько было, они один и пропустили, не увязали для выноса), кто на кухне у холодильника остался. А Витька прямо в одежде в джакузи забрался. Хозяин приехал, в дом зашёл, а у порога узлы с вещами навалены. Ну, он, не будь дураком, сразу милицию вызвал. Так их, балбесов, и повязали. Говорят, когда Витьку из джакузи доставали, он вопил и сопротивлялся: пустите, мол, хорошо лежу, никого не трогаю, дайте удовольствие получить. Вот, сидят теперь любители удовольствий за чужой счёт.
А Трофимовна наша, эту дурь сынули своего объясняет страданиями «деточки» от того, что Злата замуж вышла, ему взаимностью не ответила. В общем, не знает уже в чём ещё девчонку обвинить. Совсем уж из ума выжила!..
Ну, вот я и пришла, - женщина остановилась и взялась за ручку тележки. - Спасибо вам, молодой человек. Вы мне очень помогли, а то вот нагрузилась, да не учла, что снегу-то навалило столько, что тут на тракторе надо ездить, а не с этим недоразумением, - она весело махнула рукой на свой ярко-зелёный баул. – Меня, кстати, Ольгой Васильевной зовут. А вас, я слышала, Павлом? – Он кивнул, не скрывая лёгкого удивления. – Да вы не удивляйтесь, у нас же, как в деревне, все на виду. Если нужна буду – милости прошу. Рада буду такому гостю. А Трофимовну не слушайте. Поверьте мне. Я здесь всю жизнь живу, всех знаю. У нас народ неплохой, но она – это что-то невероятное. Понятно, что не от хорошей жизни злобствует, но всё равно иначе как невыносимой её и не назовёшь. Не повезло Лесновым с соседкой, – Ольга Васильевна положила ему на рукав свою маленькую ручку в пушистой белоснежной варежке. – До свидания! Заходите, Павел, когда будет время и желание. Она зашла во двор, и Павел, уже повернувшись спиной, услышал, как весёлые детские голоса закричали:
- Баба! Бабуля! Ты где так долго была?!
- Тише! Тише, мои хорошие! Где была, там нет меня уже, с вами я теперь…
«Ну вот, я, кажется, начинаю обзаводиться знакомствами и получать приглашения», - Павел улыбнулся, покачал головой и пошёл к своему дому.
Гера пропала рано утром. Не успел Батяня встать, как она засуетилась, заскребла лапой по двери, всем видом показывая, что ей очень нужно на улицу по срочному и неотложному делу.
- Батянь! – крикнула со второго этажа Злата, - ты её выпусти, пожалуста, пусть подождёт на улице, а я сейчас спущусь и схожу с ней. Ты сам не ходи, завтракай спокойно. А я как раз прогуляться хочу, погода больно уж хорошая.
Погода и вправду была хороша. Солнце, которое не показывалось почти месяц, вдруг вспомнило о Москве и окрестностях и светило так ярко, что приходилось жмуриться даже дома.
Когда Злата в своей любимой телогрейке вышла во двор, Геры уже не было. Сначала Злата не волновалась: покричала, позвала и пошла на улицу, удивившись только, что умная её собака почему-то вышла без неё. На свежем снегу, выпавшем ночью, среди нескольких цепочек людских следов, ясно виднелись крупные собачьи. Было похоже, что Гера, не дождавшись хозяйку, направилась к озеру, излюбленному месту их долгих прогулок. Почему-то стало не по себе при виде этой цепочки отпечатков, словно от лёгкого, но очень неприятного и досаждающего пореза тонким листом бумаги. Вроде и не сильно, но уж очень болезненно и мешает постоянно. Злата попыталась было понять, в чём дело, но Геры всё не было видно, и она ускорила шаг.
Помахивая поводком и периодически посвистывая, надеясь, что собака услышит её и прибежит, Злата торопливо направилась по следам, уже начиная сердиться на озорницу эрдельку. Дойдя до перекрёстка, где следовало повернуть направо, она следы потеряла: в конце улицы грохотала снегоуборочная техника, которая прошла здесь буквально пару минут назад и смела весь снег до льда и асфальта, захватив даже обочины. Поколебавшись, и уже не отгоняя нахлынувшее беспокойство, Злата стала бегать, озираясь по сторонам, и громко свистеть, боясь, что Гера не услышит её. Напрасно. Собаки нигде не было видно.
Павел стоял у окна на лестнице, ставшего в последнее время любимым, и поглядывал на двор соседей. Златы нигде не было видно. Он уже собирался уходить, когда она появилась на дороге и бегом направилась к калитке, потом резко остановилась, растерянно посмотрела назад и что-то крикнула, подождала и закричала вновь. Потом безнадёжно махнула рукой и кинулась к дому. В её резких, рваных, таких не свойственных ей движениях было столько отчаянья, что Павел похолодел.
Когда он, на ходу застёгивая свой старый любимый бушлат и натягивая перчатки, быстрым шагом подходил к их калитке, Злата выбежала ему навстречу и, увидев его, почти упала в объятья.
- Гера пропала! – закричала она. – Я не понимаю, как она могла уйти одна! Я не понимаю, куда она делась! Да что ж такое-то?!
Павел покрепче обхватил её за плечи и сильно прижал к себе:
- Ну, всё-всё… Я здесь. Я рядом. Мы сейчас сядем в мою машину и объедем весь посёлок. Мы обязательно её найдём.
Она дрожала в его руках так сильно, что он чувствовал эту дрожь даже через её нелепый ватник и свои толстые кожаные перчатки. Почему-то больше всего на свете ему хотелось сейчас так и стоять, прижав к себе тоненькую смешную девочку, с надеждой заглядывающую ему в глаза. Он немного отстранил её и посмотрел вниз, на её загорелое конопатое личико с полыхающими от мороза щеками. Подумалось: как яблочки щёчки светятся. Такие вот необыкновенной красоты яблоки росли в саду у его горьковской бабушки. Нежно-розовые, с тонкой светящейся кожей и яркими бочками. Вот и у неё щёчки такие же нежные, розово-смуглые, а на скулах ярче, гораздо ярче. Неуместная и странная ассоциация промелькнула вмиг и застряла почему-то острым горячим комом в горле. Он трудно сглотнул и, стянув зубами перчатку, коснулся ставшими вдруг непослушными пальцами чуть вьющихся, выбившихся из-под яркого малинового павлово-посадского платка тёмных прядей:
