Книга Синдром властного негодяя - Катя Водянова

— Зато сколько времени и нервов уйдет на поиски! К тому же все остальное, кроме жены, правда. Но занимаются этим не три человека.

= 30 =

На улице я вначале зажмурилась от яркого солнца, затем жадно глотала ртом морозный воздух и никак не могла надышаться. Взяла и высказала все Семенычу. Зачем? Ну ладно, стало чуть легче. Ладно, не чуть. Стало легче! Намного. Но не надолго. Потом наступил откат, как в той истории с пассажиром: да, я такая молодец, смогла постоять за себя, однако сделай это раньше — проблем бы не возникло вовсе. Если бы с самого начала отстаивала свое право трудиться наравне с мужчинами, то, возможно, и не лишилась бы работы или давно ушла по собственному желанию, на лучшее место. Что за дурой нужно быть, чтобы цепляться за работу таксистки, имея диплом инженера?

— А теперь, кисунь, надо запереть все двери, облить здание бензином и поджечь.

Договорив, Маша рассмеялась и передернула плечами от холода, затем повыше надвинула воротник.

— Думаешь, на сторону зла идут за печеньками? Нет, оно просто затягивает!

— Кажется, во мне осталось немного света. Пара капель. Поэтому пусть живут.

— Тем более ты сделала все, чтобы добавить в эту жизнь нотки взаимных подозрений и ненависти. Развитие, все по пункту три! — согласилась Маша.

Попаду в квартиру Дена — выкраду договор и прочту его, сто процентов. Уже устала от того, что все вокруг знают о содержимом бумаги, только не я. Маша же вытащила телефон и позвонила кому-то. И поизнесла только адрес и короткое “жду с пацанами”.

— Через полчаса подъедет мой братишка. Внимания не обращай, он еще более тупой, чем Выдра, зато в машинах смыслит. Пойдем пока, погреемся где-нибудь.

— Здесь кафе есть, там ужасный кофе и еще более ужасная выпечка, хуже той, что продают на вокзале.

— Почти как у нас на районе, идем. А ты по пути расскажешь, как додумалась съесть контрольную Дена. Это просто бэст оф зэ бест среди историй в нашей компашке!

… Не все преподаватели одинаково хороши. Есть ужасные, чьи лекции можно использовать вместо пыток, а за успешно сданных зачет или экзамен впору выдавать скаутские нашивки, есть хорошие, которые умеют интересно и доходчиво донести даже самую сложную информацию. А есть просто гении своего дела, которые созданы для преподавания, но при этом зачастую имеют отвратительный характер и патологическую принципиальность.

Константин Владиленович был из таких. У него был свой алгоритм ведения лекций, свои правила для контрольных, и ни время, ни декан, ни само министерство образования не могли заставить его изменить привычкам, оставшимся еще со времен СССР. Почти каждую лекцию он начинал словами: “Сил моих нет. Но если уйду — некому будет учить вас, оболдуев!”. И в самом деле, некому: второго такого преподавателя по высшей математике просто не было.

И контрольные он принимал тоже по старинке, на обычных тетрадных листах, написанные от руки, и никак иначе.

Объяснял все Константин Владиленович подробно, особенно не лютовал, но и пересдачи не любил. Часто первый же провал на его экзамене или зачёте становился последним. А ещё преподавать высшей математики обожал своего кота, Гаргантюа, в домашней обстановке — Гогу. Тоже, как шутил Ганин, сохранившегося со времён Союза. Толстый и степенный полосатый питомец постоянно становился героем рассказов и баек. И изредка появлялся из лучей проектора, когда Константин Владимирович путал флешки.

Дубровский как-то в шутку написал эссе: "Усы и интегралы. Сентиментальные записки о коте и высшей математике", оформил под контрольную и запустил по рядам на одной из лекций. Мы посмеялись, Константин Владиленович сделал вид, что не замечает и история забылась.

Пока в стопке контрольных на преподавательском столе я не заметила тот самый лист. Не знаю, кто и как успел подменить им настоящую контрольную Дена, но сердечки в углу, которые нарисовала Ирка, и небольшое пятно от капнувшего кофе ни с чем не перепутать. Я же осталась после пар прибраться в аудитории, поэтому и заметила. Решила: просто вытяну контрольную, Константин Владиленович отругает Дена, но в худшем случае всего-то посадит его переписывать. А вот если заметит “Усы”, еще и с карикатурами на кота — Дубровский больше ни одной контрольной не сдаст.

Стоило протянуть руку к листу, как меня строго окликнули:

— Глафира Сорокина! Что вы себе позволяете?

Я одернула руку и спрятала ее себе за спину. Виновато опустила взгляд, но сердечки на листе так и не шли из мыслей.

— Ничего, Константин Владиленович. Пыль хотела смахнуть со стола.

— Ну и отлично, смахивай, а я пока заберу ваши контрольные и проверю их, чтобы к завтрашнему дню уже выставить оценки. Могу даже твою первой глянуть. А то ты все нервничала, заглядывала к Дубровскому.

Он говорил, а я не могла отвести взгляд от контрольной Дена. Точнее, от его “Усов и интегралов”. Сейчас Константин Владиленович глянет и…

Рука сама собой схватила лист со стола, скомкала его и запихнула в карман.

= 31 =

— Сорокина, вы мне это бросьте! — преподаватель угрожающе постучал карандашом по столу.

В аудитории больше никого не было, поэтому я шустро отбежал подальше и спрятала контрольную в сумку.

— Глафира, что с вами? — бедный Константин Владиленович выглядел совершенно ошарашенным, но за мной не гонялся. — Зачем вам контрольная Дубровского?

— Он…

Что? Что? Что? Как назло, ни одной умной мысли в голову не приходило.

— Я отвлекала Дениса, и он наделал кучу ошибок. Не могу позволить, чтобы вы это видели. Простите. Пусть лучше перепишет.

Сумку я прижала к себе, с твердым намерением бежать прочь из аудитории, если Константин Владиленович вдруг решит погоняться за ненормальной студенткой.

— Минус бал на экзамене вам за это! — подытожил он.

Я же радостно закивала, быстро стёрла все надписи с доски и убежала подальше, пока преподаватель не передумал.

На следующем же занятии, когда нам озвучивали оценки, Константин Владиленович зназвал Дена в числе тех, кто получил “неуд”. В аудитории сразу стало тихо-тихо, и все, как один уставились на Дубровского.

— У меня ошибки? — спокойно спросил он.

— Не знаю, не знаю, это у Сорокиной спрашивайте. Ваша контрольная пропала по ее вине.

— Сорока? — он повернулся ко мне, как и все остальные одногруппники.

Какой же злыдня, наш Константин Владиленович! Разве можно так?

— Я ее съела! Вот так. Ты с меня стащил платье — а я съела твою контрольную. Ганин следующий на очереди, его вообще целиком съем!