Книга Моногамист - Виктория Мальцева

— Пойду сварю кофе, ты будешь?

Я не мог ответить, моё горло парализовали сдерживаемые рыдания — пришло осознание, что это конец, больше ничего не будет… Мы встретились взглядами, и мне показалось, Лера не смогла вынести моего и поспешила сбежать на кухню.

Я изнывал от боли и как ни старался, не смог сдержать поток горячих слёз, оплакивая своё, только что почившее, счастливое будущее с той, которую люблю, но самое страшное, буду любить до конца своих дней, потому что я — чёртов моногам…

А наши прощальные объятия едва не добили меня окончательно…

Я настолько был парализован своей болью, что совершенно забыл о квартире…

Глава 19. Чувство собственничества

Верность! В ней — жадность собственника. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой это подберет…

Оскар Уайльд

Sigur Ros — Njosnavelin

Потом были три месяца ада…

Первые две недели ещё ничего, в третью тяжелее, потому что пришло привычное время ехать к НЕЙ, а к четвёртой я совсем перестал жить… Днём спасала работа, отвлекая проблемами, а ночи… Ночи все принадлежали ей. Я держался, как мог, и каждый день просматривал страницы авиакомпаний, не зная сам, зачем…

Моё тело в привычной позе полусна-полубодрствования на софе в гостиной зоне моей студии. Сегодня воскресенье, сегодня у меня друзья. Но я прикидываюсь спящим, чтобы они не донимали меня своим сочувствием. Запрокидываю голову на спинку и погружаюсь в мысли… Ладно, не мысли, в мечты… Она снова стала сниться мне, и я домысливаю оборванные ночные сны в течение дня, используя для этого каждую свободную минуту. Никто не узнает об этом, никто не должен знать о моей слабости. Я стыжусь и корю себя сам, но устоять не могу, всё моё существо стремится скрыться в придуманном мире, следуя привычным путём, проторенным ещё давно, когда-то в детстве… Тогда я сумел вырваться из придуманного сладкого мира, смогу ли теперь? Постараюсь.

{Снова затылок, моё любимое место, конфетный запах, и аромат её кожи, заласканной солнцем Коста Бравы. Она смеётся, её плечи и грудь подрагивают, вызывая во мне острое желание прижать её к себе одним рывком, вжать в себя с силой и не отпускать, никогда не отпускать… Что я и делаю, а она отталкивает меня легонько, лишь дразнит, а потом разворачивается и сладко проводит ладонями по моим плечам и рукам — ей нравятся мои руки, а я схожу с ума от этой ласки…}

Внезапные крики будят меня. Открываю глаза, передо мной на противоположной софе возлежит Марк.

— Привет, — говорю, — ты давно тут?

— Привет, да нет, минут десять как пришёл.

— Что это за вопли?

— Джейкоб с Анной ссорятся.

— Из-за чего?

— Его какая-то девка ткнула пальцем в грудь вчера в баре, Анна взбесилась.

Внезапно голос Кристен прямо у моего уха:

— Ну, во-первых, не ткнула, а как следует пошарилась, а во-вторых, не просто в груди, а там, где у него волосы, самое сексуальное место у мужчины на теле, замечу.

— Фигня, самое сексуальное место у нас в штанах, — встрял Марк.

— Это вы так думаете! А на самом деле волосатая грудь — это то, что заводит нас.

— Ты не права. Всё индивидуально: у меня были девушки, которые высказывали недовольство по поводу моих волос и советовали избавиться от них, как это делают мужчины модели и актёры. Если обратишь внимание в фильмах все без волос на груди.

— Ну, Алекс, тебе какие-то дуры попадались, вот ей Богу. У тебя грудь не просто секси, а голово-отрывательный экземпляр. Ты только не гордись, но у тебя — лучшее, что я видела. Я бы из-за одной твоей груди только замуж за тебя вышла!

Жаль, что нет у меня желания тебя звать туда.

— Слушай, Крис, вот я не понял, а она разве не отшила его? — Марк поднимается с софы возмущённый.

— Ты о чём? — спрашиваю.

— Так ты главное пропустил! — вскинулась Кристен, — Джейкоб сделал Анне предложение на прошлой неделе, а она отказала ему.

— Отказала? Почему?

Молчание.

— Да Бог её знает, главное, какого чёрта цепляется к нему, если он не нужен ей! — брызжет слюной Марк, — Джейкоб свободный человек! Все бабы теперь его!

— А действительно, что это с Анной? Она любит его, но замуж идти не хочет?

— Глупые вы, не любит она его, всего лишь собственнический инстинкт. Это… как с моей Габи: ей своя лопатка в песочнице не нужна была до тех пор, пока не понадобится другому ребёнку. Как только это происходило — война и скандал.

— Собственнический… — сами повторили мои губы…

— Если не любит, зачем тогда живёт с ним? — не унимается Марк.

— Понимаешь, дружок, — Кристен подходит и гладит Марка по голове, — мы, женщины, более приземлённые создания, чем вы, мужчины. Мы не можем контролировать свои чувства, но способны управлять ими. Это означает, что мы не можем сказать себе: «люби» или «не люби», мы любим, но поступаем при этом так, как считаем правильным в долгосрочной перспективе. Всё из-за того, что в нас генетически заложена забота о гнезде, и мы не будем создавать его с тем, кто может его разрушить или не способен довести это дело до конца. Поэтому, любя одного, гнездо мы вьём с другим, с тем, кто реально поможет выкормить птенцов. Понимаешь?

— Честно, нет! Бред какой-то. И кого она любит?

Кристен бросает на меня мимолётный, неуловимый взгляд, говорящий только со мной, но не с Марком, затем поворачивается к нему:

— А ты у неё спроси, но смысла в этом нет никакого. Я думаю, мы скоро погуляем на их свадьбе.

— С чего ты взяла?

— Выбора у неё нет. У её орла другая траектория полёта, мимо её гнезда не пролегает, так что: либо воробей, либо гнезду не бывать, усёк?

— Усёк.

В это мгновение Джейкоб и Анна входят в гостиную, Анна обращается ко всем, не глядя на меня:

— Ребята, мы торжественно сообщаем вам о своей помолвке, свадьба запланирована через год на апрель. Будем счастливы видеть вас на церемонии!

Молчание.

Марк:

— Кристен — ты ведьма, я боюсь тебя…

— Поздравляй, идиот!

Подрывается и с поздравительными трелями бросается обнимать будущую ячейку общества. Я следую за ней, стремясь отдать своевременную дань вежливости, и, обнимая Анну, внезапно ловлю взгляд… переполненный тоски и боли…

В кого она влюблена, не знаю, единственное, что заботит меня в этот момент — ЧУВСТВО СОБСТВЕННИЧЕСТВА.

Спустя несколько часов у меня уже забронированы билеты в Кишинёв и упакована небольшая дорожная сумка. Я лечу в последний раз, с последней попыткой, с надеждой на чувство собственничества…