Книга Помощница ключницы - Алена Никитина

— Чуча, во дела! У нас ночь, а тут день-деньской! Это шо такое, чуча? — весело кричал Шатун, наворачивая круги.

Я спохватилась и, подобрав баклажки, припустила со словами:

— Шатун, лети к озеру! — и рукой показала направление.

Призрак был намного быстрее меня — уже через мгновение он оказался у чащи, что скрывала озеро. Но затем резко остановился, опустился в кусты, словно за кем-то наблюдал, а потом и вовсе рванул ко мне. И едва мы поравнялись, произнес:

— Нет, я шо-то не понял, чуча, — он говорил шепотом, — там какой-то зеленомордый и синеволосый еще и хвостатый, — это почему-то возмущало его больше всего, — милуется с какой-то страшной барышней, и тоже хвостатой! Ты куда меня привела, чуча?!

И столько в голосе возмущения, что я быть может и прониклась бы, если бы не одно «но»:

— Так это ж Воль, опять с кикиморами якшается! — пыхтела на ходу. — Это у него «затишье в личной жизни» называется…

— Чуча, ты меня пугаешь, — серьезно произнес Шатун, на что лишь махнула рукой:

— Вперед! А то мы так и грязи и не добудем!

Так мы и добрались до озера: возмущенный призрак и употевшая, чуточку разозленная я. И, не разбираясь, сходу вторглась на место свидания, стуча баклажками:

— Нет, и как это называется, я тебя спрашиваю? Токмо жёнка за порог, так он уже привел, — быстро окинула застывшую женскую фигуру с шикарными формами, — залетную кикимору! Да где ж твоя совесть, Воль?! Да, ты мужчинка хоть куда! Да, у нее есть за, что подержаться и сама она очень даже ничего! — на этих словах кикимора с большой шишкой на носу опустила глаза долу и, заметив на своей груди лапища озерника, скинула их, принимая приличный вид. — Но как же Воль все твои обещания?! — глядя на обалдевшее лицо озерника, мне хотелось смеяться, а надо было рыдать. — Как же так, Воль?! Что я скажу нашим деткам? — тут уж к обалдевшему озёрнику присоединились не менее обалдевшие кикимора и Шатун. Последний, так вообще решил слово молвить, шепотом, обращенным к кикиморе:

— Шла бы ты, — а сочувствия в голове, хоть ложкой ешь, — а то щас по новой заведется, еще и в драку полезет, — и совсем тихо, будто нас и нет, добавил: — Это же банши, а они на всю голову стукнутые…

Этого залетная кикимора вытерпеть не смогла и, развернувшись к Волю, влепила пощечину с патетичным:

— Охальник! — и хвостиком махнув, была такова.

Ошалелый, держащийся за покрасневшую щеку озерник перевел взгляд на нас:

— Это, что вообще такое было?

— Это, милый, ревность! — стукнула баклажками и, подмигнув, произнесла: — Воль, помощь твоя нужна…

— Ты, значит, мою личную жизнь под откос, — встопорщив мох, произнес озерник, — а я тебе помощь?! Ну, Аиша…

— Она уже знаешь скока годков «Аиша», нечисть ты болотная, — хмыкнул озерник, кувыркаясь в воздухе.

— А вы вообще кто-то такой?! — взвыл Воль. — Призрак! Аиша!

— Тихо! — не выдержала. — Воль, времени, ну вообще нет, нам помощь нужна, — я протянула баклажки, — набери грязи, своей, целебной…

— Ну, знаешь, это уже совсем наглость!

— А ты наглых любишь, — я просительно затянула: — Нам ректора Академии спасать надо, без него все рухнет и я тогда вообще приходить не смогу! А я, видишь, тебе друга привела, — указала на возмущенного призрака.

— Да шоб я, да шоб с ним?! Чуча, ты меня за кого держишь?!

— Да чтоб я с этим… призрачным дружбу водил?! Аиша…

— Так, — руки в боки, как обычно делала моя баба, — а ну молчать! Тоже мне, друзья! — кинула в воду баклажки, сама разделась до исподнего и подошла к воде. — Все самой приходится делать…

И призрачный кот, и зеленый озерник смотрели на меня с отвисшими ртами. Я, не дожидаясь хоть какой-то реакции, нырнула в озеро: плавала хорошо, воду любила, но здесь же все чужое, и озеро само, словно бездонное…

Без открытых глаз грязь точно не найдешь, поэтому и распахнула зенки…и, что самое удивительное, видела, как днем, как на суше. Интересненько… Озерный мир кипел жизнью: невиданная живность куда-то плыла, кто-то за кем-то охотился и даже…ел. Последнее привело в чувство быстрее всего. Стать закуской не хотелось совершенно, а значит, стоило поторопиться. Запихнуть в наполненную водой баклажку грязь, то еще удовольствие, скажу я. Да и не дышать долго невозможно.

Потому, после нескольких безуспешных попыток по собиранию грязи, сдалась и вынырнула. Доплыла до берега, поставила баклажки, посмотрела на «друзей» и хмыкнула: до того самозабвенно ругались, осыпая друг друга бранными словечками, что даже меня не заметили. Схватила рубаху и нырнула с ней: ею зачерпну, глядишь, всякое быстрее получится…

— Аиша! — услышала, наверное, после пятой ходки за грязью. — Мы думали ты утопла! — надо же, и меня заметили.

— Не дождетесь, — закашлялась от попавшей воды и с трудом вползла на берег. — Сдружились, как я погляжу, — и повернула голову в сторону притихших Шатуна и Воля: один дергал себя за синий волос, а второй опустил наглые очи, — а я тут, значит, ныряй, грязь собирай, а они!

Окинула добытые кучки и поняла, что сил хватило едва ли на одну баклажку, а вот со второй…

— Так я это, мигом все добуду! — и не успела я рта открыть, как озерник схватил тару и поплыл ко дну, только пузыри и остались.

— И ничего у него не выйдет, — я легла, пытаясь отдышаться.

— Ну, чуча, он же озерник, магией какой владеет, — надо мной появился Шатун, — а вообще знаешь, чуча, не плохой он парень, охальник вот только…

— Точно, спелись, — и посмотрела на призрака в упор: — а скажи-ка мне Шатун, почему «чуча»?! — тот приобрел оттенок переспелого помидора, отлетел чуток, а потом, стараясь смотреть только на воду, сказал:

— Ну, ты понимаешь, какое дело… Я тебя когда увидел, ты таким задохликом была, такая пугливая, трясущаяся, шо даже и не знаешь, шо делать: то ли добить из жалости, то ли откормить из той же жалости. У нас «чуча» это как котенок, только беспомощный…

— Спасибо, что не дохлый, — пошатываясь, поднялась. Сполоснула рубаху, да и натянула на себя вместе со штанами. Да так и села, обсыхая и дожидаясь Воля.

— А ты знаешь, чуча, шо через это озеро твои родственники и шастали?

— Что? — я почему-то о тяте с Изой подумала. Интересно, как они там?

— Я говорю, шо банши тут проходили, давно правда, как Воль говорит, но все же, — призрак выглядел довольным и вообще каким-то счастливым, что ли. — И знаешь, шо самое интересное?!

— Что? — ведь не отстанет же.

— Это озеро не отравляли, а шо это значит чуча?! — он только лапы от радости не потирал, а мне вдруг как-то холодно стало, неуютно. — А шо это ты с лица сбледнула? Чай водицы озерной, тухлой наглоталась, а ну ложись, я щас шо-нить соображу…

— Я тебе сейчас всю твою соображалку, — услышали мы голос пыхтящего озерника, — скручу и засуну в одно мне известное место, — он вытянул баклажку и с трудом поднял ее на берег, — ух, ну и тяжесть…