Книга Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс - Елена Кутузова

— Это Осока, — один из ратников выехал вперед, — у него тут хутор недалеко. Сам, да трое сыновей, да снохи… Одна была на сносях.

— Едем на хутор, — после недолгого раздумья велел князь. — Антонина, ты остаешься, мало ли.

— Княже, тебе бы тоже поберечься, вдруг зараза какая, — попросил дозорный и предложил: — Дозволь я съезжу, коли что прицепилось, так уж одному мне…

Брови Зареслава сошлись на переносице:

— Хорош я князь буду, коли стану от заразы бегать. Пятеро остаются возле возка. Остальные — на хутор!

Перекинув Осоку через спину заводного коня, князь и трое воинов скрылись за деревьями.

Мои спутники спешились и пустили лошадей пастись, а сами расположись вокруг возка. Разговоры не клеились — все ожидали возвращения князя.

Это давалось нелегко — в воздухе висело напряжение, люди раздражались по малейшему поводу, готовые кидаться друг на друга. Сдерживала их железная дисциплина, а меня — страх оказаться крайней.

Поэтому, когда послышались удары копыт по мягкой земле, встрепенулись все.

Ратники окружили возок, готовые защищать меня любой ценой. Испытанное в этот момент чувство оказалось незнакомым и странным — ради меня никогда не рисковали жизнью. Не уверена, что мне понравилось, но чувство облегчения испытала: я не одна!

Князь мчался, припав к гриве своего пегого коня. Подлетев, натянул повод:

— Разя, мухой в ближайшее село! Пусть весточку Яге шлют, чтобы иномирных врачей звала — на хуторе мор. Взрослых мы похоронили, младенец жив. С ним Куделя остался.

А чем он ребенка кормить будет? — вырвалось у меня.

— Корова в сарае, овцы. Мука есть. Главное, чтобы не заразились. Но и уходить им с хутора нельзя, чтобы заразу не занести. Ну, ты еще здесь? — развернулся князь к ратнику.

Тот споро затянул подпруги и рванул обратно, к ближайшему селению, которое мы до этого старательно объехали стороной.

Князь гнал остатки отряда, торопясь как можно дальше уйти от хутора до наступления темноты. Привал объявил только, когда из-за облаков выглянула, щерясь на землю, бледная луна и сам заступил первую стражу.

Мне не спалось. Укутавшись в платок, я уселась рядом с ним на поваленное дерево.

— Что-то чувствуешь? — шепотом спросил Зареслав.

— Нет. Просто ерунда всякая в голову лезет… Долго нам еще ехать?

— Уже нет, — вздохнул князь. — Завтра будем в Гнилушках, а там посмотрим.

Голос был нерадостный, как будто князь беспокоился о завтрашнем утре.

Огонь перебирал угли, выкидывая неугодные за пределы костра. Они вспыхивали алым, чтобы тут же почернеть, слившись с ночью. Князь прутиком закидывал их обратно или от скуки разбивал на крошечные кусочки.

Из-за деревьев прилетал сырой ветер, забирался под плащ, холодил спину, но уходить в возок не хотелось. Я так и заснула там, возле князя, привалившись к его плечу.

A проснулась на своем месте.

В котле кипело варево, мужчины оживленно переговаривались, ожидая завтрака. Отдохнувшие за ночь кони фыркали, лениво жуя травинки. Зареслав, отбросив мрачные мысли, шутил с ратниками, утихомиривая их тревоги. С каждым днем я все лучше понимала, почему люди так любят своего князя. Все, от чернавок до воинов. Да что там, я сама перестала злиться, переживая беды княжества, как личные. И поход этот стал делом чести. Не ради освобождения, но ради победы.

И, сидя в возке и глядя на проплывающие пейзажи сквозь тонкую вуаль защитного покрова, снова ощущала себя как в книге. В этот раз — приключенческой. Что-то из Майн Рида. И, при виде дымов, вырывающихся из печных труб, сердце заколотилось пегось сильнее.

— Гнилушки, — указал князь.

Село удивительно оправдывало неприглядное название.

Темные дома, пусть и крепкие, казались вросшими в землю по обеим сторонам разбитых улиц. Дети играли в зарослях пыльного бурьяна, на мой взгляд, слишком тихо, и даже приезд князя не вызвал обычного ажиотажа: нам только проводили тусклыми взглядами и продолжили ленивую возню.

Князь направил пегого к большому дому в центре деревни. Отряд втянулся в покосившиеся ворота. Судя по лицу Зареслава, что-то его сильно беспокоило.

На крыльцо вышел, почесывая пузо, дюжий мужик. Заляпанная рубаха на правом плече разошлась по шву, вышивка обтрепалась и наружу торчали засаленные от времени и грязи нитки.

Увидев гостей, хозяин сделал попытку расчесать всклокоченную бороду пятерней, потом махнул рукой и поклонился:

— Здрав буде, князь. Прости, не ждали. Потчевать нечем, да и неурожай.

— А у вас он никогда не прекращается, — князь спрыгнул на землю. Синие сафьяновые сапоги тут же покрылись толстым слоем пыли. — В Гнилушках не севом, не пахотой живут.

— Да зверя тоже не особо. Ушел он, опустел лес.

Князь оглянулся на своих людей:

— Надеюсь, не объедим, — и, поднявшись по скрипучим ступенькам, протянул руку: — Здрав будь, Лукоша.

Мужик спокойно вытер ладонь о рубаху и ответил на приветствие, и только после этого посторонился.

В избе пахло сыростью и гнилью. Зареслав огляделся:

— Дружину мою размести в амбаре, чтобы все вместе. Антонина, — посмотрел на меня, — в возке поживет, не хочу никого стеснять.

В кои-то веки я согласилась без разговоров: хоть и соскучилась по нормальному жилью, но ночевать в неуюте не хотелось.

— Куплю я у тебя несколько баранов? — спросил князь, — сейчас пирком, да поговорим ладком…

— Поговорить то оно, конечно неплохо, — протянул Лукоша, — да баранов нету. Овец тоже. Лес всех взял, одна корова на всю деревню осталась, да и та яловая.

— И как ты лесу кормилиц-то отдал?

— А он спрашивает? — вспыхнул старейшина, — скотину забрал, до людей добрался. 3 три месяца пятого дитя забирает. Старики уже хотят жертву большую делать, самому на поклон идти…

— Пусть погодят, с поклонами, — процедил князь, глядя, как безмолвной тенью мечется по избе, собирая на стол, хозяйка. — Сперва я сам с лесом поговорю.

7.2

Я сидела на лавке под окошком, затянутым чем-то полупрозрачным — тусклый свет проходит, а рассмотреть, что снаружи, не получится.

Из-за сумрака обстановка казалась убогой: длинный стол без скатерти, на скамейках ни полавночника, ни подушечки, зато на полатях — груда тряпья. Пол утопал в темноте, а под ногами катались то ли крошки, то ли крупный песок.

С огромной печки на гостей сверкали три пары любопытных глаз — дети прятались за занавеской, не смея спуститься.

— Антонина, — позвал князь, — не побрезгуй!

Хозяин дома удивленно на меня покосился, но ничего не сказал. Я тихонько пересела за стол. Ложки и миски казались чистым, но все равно хотелось протереть их платком.