Книга Хранительница. Памятью проклятые - Купава Огинская

Мой вопрос застал врасплох не только нечисть, ведьма так же растерянно уставилась на меня:

— Разве это важно?

— Для меня, кажется, да.

— Ладно, — вновь обернувшись к ничего не понимающей неяди, Крис грубовато велела, — чего смотришь? Объясняй, почему именно это имя выбрала?

Пожав плечами, та с заминкой ответила:

— Я вас еще два часа назад видела, там, на первом этаже, тогда это имя в голову и пришло.

— Лесь, у тебя есть знакомые Таисии?

— Нет.

— Вот и у меня нету, — как-то совсем недобро отозвалась ведьма.

Почувствовал наше недоверие, нечисть истерично взвизгнула:

— Я не вру! Зачем мне о таком врать?

— Действительно, — пробормотала Крис.

Невольно переглянувшись, мы вновь уставились на неядь.

— Что?! — рявкнула она, но сбросив взгляд нам за спину, тихонечко завыла и будто бы выцвела вся. Посерела, съежилась, обессиленно оседая на пол.

— Быстро вы, — уважительно протянула Кристина, первой обернувшаяся к подошедшим.

— Поблизости были, — хмуро объяснил Богдан.

Глеб молчал, с непередаваемым выражением лица глядя на меня. Ну да, мне предложили вместе с Кристиной немного отдохнуть, а не нарушителей ловить, но кто же виноват, что эта конкретная нарушительница прямо перед нами злодействовала?

И если оборотень уделил все внимание мне, очень этим нервируя, то Влад даже взглядом не удостоил.

Выслушал сбивчивый доклад Крис и забрал неядь.

Ну как забрал… Велел ей сухо:

— За мной.

А она и пошла. Как привязанная. Покорная, тихая и безнадежная.

И больше я про нее ничего не слышала. Глеб рассказывать о дальнейшей судьбе неяди отказался, Богдан сослался на ультимативный запрет Крис пугать ребенка — меня, то бишь. А Влад… Его мне почему-то было страшно спрашивать. Он бы точно честно все рассказал без утаек и прикрас, и тогда бы я перестала видеть в должности хранительницы что-то сказочное.

Потому что не бывает на свете сказочных палачей.

Глава 6. Кофейня

Это странно, когда одно простое имя занимает тебя настолько, что ты не можешь выкинуть его из головы, как бы не старался.

Я не могла забыть о неяди, хотя честно пыталась. Имя, выбранное ею для охоты, тревожило, заставляло чувствовать себя уязвимой, забывшей что-то важное… неполноценной, что ли.

И довело меня это все до внепланового звонка домой.

У нас с родителями была договоренность: я звоню пару раз в месяц, подтверждаю свою успешную жизнедеятельность и могу продолжать жить почти за две тысячи километров от них.

И сегодня дорогие родственники настолько не ждали от меня звонка, успокоенные часовой беседой три дня назад, что дозвониться до них я смогла лишь с третьей попытки.

Сначала позвонила маме, телефон которой, видимо, опять был оставлен в сумочке, и который, разумеется, никто не услышал, потом папе, попросту забывшему поставить его на зарядку, позволив мне насладиться безэмоциональным «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…».

В третий раз, раздраженно пыхтя, я набирала номер стационарного телефона, чтобы высказать дорогим родителям все, что думаю об их непутевости и преступном равнодушии к современным гаджетам, призванным облегчить всем нам жизнь.

На этот раз трубку подняли почти сразу, да и как иначе? Воскресенье же, все дома, отдыхают перед новой трудовой неделей.

— Да?

Услышав мамин голос, я ненадолго зависла. На мгновение показалось, что она меня не узнает. Не вспомнит.

Быстро отогнав от себя эти мысли, я глубоко вдохнула.

— Мам, привет, это я.

Несколько томительных секунд в трубке царила тревожная тишина, которую спугнул обеспокоенный вопрос:

— Что-то случилось?

— Нет-нет, я просто…

— Алеся, — и я отчетливо различила в ее голосе профессиональное раздражение. Мама у меня была педагогом с немалым опытом работы, и голосом владела мастерски, — не зли меня. Лучше сразу скажи, что случилось.

— Да с чего бы…

— Ты никогда так часто не звонила. Все дела-дела. Деловая у меня дочь.

И сказано это было с такой смиренной тоской, что мне даже стыдно стало. Сразу подумалось, что могла бы я и чаще звонить, от меня не убудет… Отогнав непрошенные угрызения совести, я уверенно проговорила:

— Ничего у меня не случилось, просто вчера судьба с одной девушкой свела, — быстро проговорила я, как бы между прочим уточнив, — ее Таисия зовут. И хотела спросить, у нас никогда знакомых с таким именем не было? А то уж очень оно мне запомнилось почему-то.

— И ты только из-за этого звонишь? — с сомнением уточнила у меня дорогая родительница.

— Знаешь, как неприятно чувствовать себя склерозницей?

Мама задумалась и честно думала почти минуту. Все это время я сидела на полу в своей комнате, царапая ногтем ламинат.

— Нет, никаких знакомых с таким именем у меня нет.

— А у папы?

Около двадцати минут я слушала перечисление всех женских имен, представительницы которых были друзьями семьи, просто знакомыми или коллегами по работе. Папа даже продавщицу из магазина вспомнил, у которой я все детство мороженное покупала, но ту звали Зульфией, и она тоже не подходила.

Под конец, когда я уже почти смирилась с тем, что никаких Таисий в моей жизни раньше не было, мама на секунду отлучилась, среагировав на звонок в дверь.

Папа ее уход сопроводил тяжелым вздохом:

— Завидую я тебе, Леська.

— Это еще почему?

— Ты сейчас далеко. В безопасности.

— От кого далеко?

— От Аньки.

Невольно поежившись, я вжала голову в плечи.

— Погостить приехали, — поняла я, — сочувствую.

Тетя Нюра была нашим личным семейным наказанием, державшим в заложниках своего непростого характера всех родственников. И только мне удалось вырваться на свободу, чему папа очень завидовал.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы в мучениях изображать радость от встречи, я смогла трусливо пообещать позвонить в следующем месяце и отключиться.

Телефон на пол, рядом с собой, положила очень осторожно, бережно, и даже отползла от него немного, чтобы случайно не задеть. Все же тетя Нюра была стихийным бедствием сокрушительной силы, но я находилась вне зоны ее поражения.

Посидев так немного, прислушиваясь к тишине пустой квартиры, я решительно поднялась.

Глеба не было. Не было с самого утра, и пусть он не сказал куда именно уходит, мне не составило особого труда догадаться. И с каждым днем эта их погоня за неуловимой тенью казалась мне все более бессмысленной.