Книга Фартовые - Эльмира Нетесова

Никто, кроме подозрительного ко всем Привидения, не слушал Дамочку. Ну что путевого может сказать щипач? И только Привидение спросил через плечо:

— А ты кеита предупредил о мусорах?

— Сказал. Да только ему податься все равно покуда некуда. Да и терять-то что!

— Терять всем нам жалко одно — свободу! Пока на воле— жив, — сказал Привидение.

— Он у меня тут недолго был, — понял Дамочка, что слушают его уже внимательнее.

— А чего он не остался в Южном, зачем сюда прикатил? Ведь Вахрушев от Охи неблизко. Чего ему тут надо? Иль должен ты остался кенту? — спросил Привидение.

— Не ко мне, к Филину он приехал. С ним они кентовались давно. Да вот как узнал, что тот убит фартовыми, сказал, что изыщет за него со всех. И с тех, кто пришил, и с тех, кто не усмотрел, а значит, и подставил.

— Да это туфта! Филин сам по себе жил.

— Ан нет. Этот сказал, что у Филина с ним был один общак. Каким каждый пользовался на воле. А не стало Филина, исчез и общак. Он сказал, что имеет кой-кого на подозрении. Я и спросил, кого же? Ответил так: мол, либо сам пришью, либо «малины» узнают того, кто общак стянул.

Привидение, услышав это, встал.

— Где та падла, что мне грозит?

— Через неделю обещал наведаться.

— А почему опять к тебе?

— Сам не знаю. Сказал мне, чтоб я при всех фартовых передал то, что от него слышал. Я и сказал, — преданно смотрел Колька в глаза Привидению.

— Что ж так долго? — не понял главарь.

— Видать, должнику дал время на размышление.

Привидение — словно на горячих углях сидел. Пожалел, что

проговорился сгоряча. Да, по его слову был убит Филин. Бакланами— так презрительно называли воры хулиганье, что — как накипь на чистой воде — всплывало в партиях сезонных рабочих, приезжавших ежегодно в Оху на нефтяные промыслы. Много денег тогда заплатил Привидение, чтобы убрали с его дороги Филина, опасного конкурента в соперничестве за власть над ворами.

Даже Фея, вошедшая в комнату к фартовым, не отвлекла сразу Привидение от тяжелых раздумий, скомкавших его лоб в сплошные морщины. Вернулась на материк та свора хулиганов. Но, может, проболтался кто-нибудь из них и вот — пришел мститель? На побег пошел, чтоб с ним, с Привидением, разборку утворить…

Дамочка понял, что брехнув на пугу про общак Филина, попал в очко. Привидение, что было с ним крайне редко, проговорился сам. И Колька решил додавить его.

— Теперь неподходящее время нам с этим мокрушником связываться. Главное — Кляпа надо прикнокать. Тогда у всех навар жирней станет. Вот и пришлось мне, за должника этого, наш общак вложить. Но и он — лишь половина того, что было у Филина. Потому сам я нынче, и кенты, и бабы — без общака остались, — смотрел Дамочка на Привидение, а тот — на Фею.

Услышав последние слова, сказал небрежно:

— Верну тебе твое. А с тем фрайером сам рассчитаюсь до конца…

Кольке того и надо было. Он быстро повеселел. Пил в этот вечер так много, что даже «малина» удивлялась.

— С чего бы так?

Фея сидела на коленях у Привидения, гладила его лицо, прижималась щекой к его щеке.

— Закадрила ты меня! — ощеривал главарь желтые зубы. И, сдавливая чувишку в объятиях, пожалел: — Эх, попалась бы ты мне лет двадцать назад!

— Тогда меня и на свете не было.

— А жаль! Уж я б тебе показал, как может любить фартовый!

— Ну так покажи! — увела она его в соседнюю камору.

Вернувшись, Привидение сказал Дамочке:

— Твоему паршивому кенту остановиться негде, кроме как в подвале какого-то из домов на Фебралитке. Я его там накрою нынче же.

Дамочка, прикинув что-то свое, вобрал голову в плечи. А фартовые и не приметили этого. Когда за окном стихли голоса, они один за другим покинули Сезонку.

Утром Дамочка никак не мог оторвать голову от подушки. Болело в висках, затылке. Во рту все пересохло. Все тело, будто расчлененное на куски, не слушалось разума. Душу леденил безотчетный страх.

«Хоть бы какая лярва похмелила», — подумал Колька, стискивая ломящие виски кулаками. И туго вспоминал, осталось ли что-нибудь хмельное после вчерашней попойки.

Дамочка слез на пол. Ткнулся под койку, стол, за печку. Все пусто. Только в одной бутылке уцелело несколько глотков пива. Он выдул его залпом. Стал искать в тумбочке. И в это время в дверь с треском влетел фартовый.

Глянув на Кольку глазами-буравчиками, прятавшимися в самом затылке, сказал негромко, но жестко:

— Зовут тебя, паскуду.

— Зачем? — рухнул на задницу Дамочка, побелев, в пред» чувствии чего-то страшного, от ушей до пяток.

— Не тяни резину. Пошли.

Колька мелкой трусцой бежал следом за фартовым. Тот, как говорили, умел угадывать мысли на расстоянии. И едва Дамочка решил незаметно свернуть за дом, чтоб скрыться от кента, тот тут же схватил его костлявой рукой за шиворот. Толкнул вперед.

— Чего надо от меня? — дрогнул невольно голос Кольки.

— Не мне понадобился. Сходу. Твои кенты и наши ждут тебя.

Дамочка огляделся.

По улицам города шли люди. Куда-то торопились, перекидывались словами. Смеялись. Им не было никакого дела до того, что вот этот маленький трясущийся с похмелья мужичонка, быть может, видит их в последний раз.

Некому станет их пугать в ночи, вырывать сумочки и авоськи. Никто не облает их теперь забористым матом на Сезонке.

«Но ведь без этого жизнь города, как хлеб без соли, станет скучной и вялой», — думалось Дамочке. И жалел он себя изо всех сил, называя ласково: пыльной кровинкой города, полуночной звездочкой Сезонки…

— Пошел! — толкнул кент Дамочку в темный коридор. И тут Колька раздухарился:

— Э, ты! Шпана! Ты как смеешь со мною так обращаться? Я тебе не фрайер твоей «малины». Ты кто есть? Гнида недобитая!

— Заглохни! Тебе ль пасть открывать, пидор! — провожатый втолкнул Кольку в приземистый дом в глубине двора.

Там, в полутемной комнате, собрались фартовые обеих «малин».

— Вот, едва не смылся, — закрыл дверь кент, объявив всем о приходе Дамочки. Кольку протиснули к столу, на котором, о ужас, он вмиг приметил свою давнишнюю обязаловку, данную в зоне бугру.

Привидение заговорил глухо:

— Я не хозяин твоих кентов. Но из-за твоей туфты, что напорол вчера, убил честного вора. Того, кто тебе в зоне помогал. Шкуру твою спас. А ты, паскуда, его под перо толкнул.

— Он общак взял, — вставил Колька.

— Ни один общак не стоит жизни этого фартового. Я знал его… Вчера узнал, да поздно…