Книга Мелодия моей любви - Елена Колядина

Горелый заглянул за перегородку и указал Лолите на девушку.

Лида принялась теребить скрепку.

Лолита приветливо улыбнулась, Горелый пристально поглядел Лиде в глаза.

Когда продюсер и певица пошли в кабинет, обсудить подробности предстоящей работы (Лолите досталась роль кошки, безалаберной, но отчаянно доброй), девушка сжалась от ужаса.

«Почему он так на меня посмотрел? Догадался, что я вовсе не такая милая, честная и чудесная, за какую себя выдаю? Ну конечно, он все понял, раскусил, по глазам прочитал. Умный, порядочный человек, интуитивно почувствовал ложь. Как только в новостях сообщат об ограблении известного олигарха, Евгений Алексеевич сразу сообразит, кто это сделал, – как в бреду, шевелила губами Лида. – Ну и пусть! Пусть меня судят, сажают, убивают, пусть он меня презирает – я спасу Лизу!»

Смахнув слезы, она с нежностью поглядела на пончик, словно прощаясь через его посредничество с Горелым, смиренно прошептала: «Прости!» – и принялась за работу.

Глава 9

ГРАБЕЖ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ

В пятницу вечером Лида допоздна смотрела телевизор в надежде на следующий день проспать. Но в субботу проснулась в семь утра: в голову, словно пуля, вонзилась мысль: Иван оставил ее одну! Вытолкнул навстречу опасности и скрылся за углом. Нет, он предупреждал, что не будет звонить – соединения мобильных телефонов фиксируются сотовыми операторами и могут быть легко расшифрованы, но почему не зашел хотя бы на минуту: обнять, поддержать, пожелать удачи? Она-то, глупая, была уверена: эту ночь, возможно последнюю ее ночь на свободе, они проведут вместе.

Лида поглядела на темное окно, вновь закрыла глаза, сжалась в комочек, попыталась уснуть, но в ногах вдруг опало одеяло, словно кто-то присел на диван, а в углу за креслом зашуршало.

Руки девушки покрылись гусиной кожей, сердце забилось, как мотылек, в детстве она зажимала таких в кулаке.

Лида вскочила, пробежала по ледяному полу, зажгла настольную лампу.

От ее света, теплого, но скудного, как у лампадки, тени по углам стали еще чернее.

Лида выскочила на кухню, на ходу включила светильники по всей квартире. Подумала, включила радио. На одной волне играл джаз, на другой – мелодии в стиле ретро. Девушка принялась переключать частоты, но голосов ведущих, их бессмысленного смеха, надоедливой рекламы не было. Лида поняла: в этот ранний час выходного дня перед микрофонами студий никого нет, ни одной живой души. Она, Лида, сейчас совершенно одна. И надеяться ей не на кого.

«Что, если меня сегодня убьют? – вдруг подумала девушка. – Неожиданно войдет хозяин квартиры, выхватит пистолет и застрелит грабительницу… Или воровку? Кто я по уголовному кодексу?»

Она представила толстого лысоватого дядьку в очках, смутно похожего на кого-то из депутатов Госдумы: рука с огромными часами из белого золота наставляла черное дуло револьвера.

«Наверняка у хозяина есть оружие – олигархам ведь все можно, тело увезут, буду лежать неопознанная, цветы в квартире засохнут», – бессвязно подумала Лида и застонала.

Подвывая, она схватила лейку, побежала в комнату и щедро, про запас, полила китайскую розу.

«А если сразу установят мою личность? Люди придут ко мне в квартиру на поминки, а здесь бардак, белье грязное».

Она тонко всхлипнула и принялась загружать стиральную машину.

Затем пожарила яичницу с хлебом, проглотила, не чувствуя вкуса, и, давясь слезами, тщательно, до блеска, начистила плиту.

После разобрала бумаги, удалила из ноутбука все личные файлы, почистила почтовый ящик. Попила пустого чая, подумала, сменила постельное белье, протерла и набрызгала обувным дезодорантом туфли и сапоги в прихожей, вымыла хлебницу, выбросила из холодильника все, что может заплесневеть, пока хозяйка будет лежать в морге.

К обеду квартира сияла.

Под корзинкой с расческами и ключами, на комоде в прихожей, лежала записка:

«Дорогие мамочка, папочка, бабушка и дедушка! Не думайте обо мне плохо, эти деньги нужны были на операцию маленькой девочке Лизе. Ваша любящая дочь и внучка

Лидия».

Девушка написала записку на случай смертельного ранения или ареста на месте преступления.

За окном ненадолго рассвело, но комнаты оставались сумеречными.

Лида прилегла на диван и провалилась в вязкий, как болото, сон.

Очнулась, когда на улице вновь потемнело и остывающая в уголке форточки алая окалина предвещала скорый зимний закат.

Девушка подскочила, цепенея от ужаса – проспала! – и бросилась к часам.

Стрелки будильника показывали без четверти четыре, на радио светились цифры «15:48».

Девушка торопливо надела старый свалявшийся джемпер, черные брюки. Вытащила из комода в прихожей разношенные кроссовки – обувь не для зимы, но, во-первых, без каблуков, проще будет залезать на строительные леса, во-вторых, не жалко выбросить, заметая следы. А чтобы ноги не окоченели, Лида натянула поверх колготок толстые махровые носки.

Одевшись, девушка села за кухонный стол и высыпала на скатерть содержимое домашней косметички – прозрачного сундучка с шелковистой окантовкой.

Выкопала круглую баночку с жирными изумрудными, с блестками, тенями и жидкий малиновый блеск для губ.

Глядя в круглое зеркальце, Лида густо наложила на веки темно-розовый блеск для губ, а губы покрыла толстым слоем малахитово-зеленых теней.

Поводила глазами, рассматривая себя в блестящем кругляшке.

Потом сложила тени и блеск в полиэтиленовый пакет, завязала узлом, сверток засунула в карман брюк. В другой карман лег пакетик с одноразовой влажной салфеткой, завалявшейся очень кстати – стереть маскировочный макияж.

Лида сгребла россыпь оставшихся помад и лаков, аккуратно поставила косметичку на видное место, на комод: смотрите, следователи Управления внутренних дел, вот она, моя косметика, никакой зеленой помады здесь нет и не было.

Затем девушка повесила на шею специально купленный дорожный кошелек – конверт из болоньи на «молнии» и крепком шелковом шнурке незаметного телесного цвета: сюда она спрячет украденные деньги.

На голову, тщательно заправив волосы, Лида натянула огромный бесформенный вязаный берет.

Наконец надела куртку, сунула в кармашек карточку на две поездки на метро и сто рублей, натянула на руки тонкие хлопчатобумажные перчатки, оставшиеся со времени ремонта квартиры, поверх – вязанные бабушкой варежки.

Поглядела в зеркало над комодом.

Зеленые губы, малиновые веки, берет свесился набок, как индюшачий гребень. Ну и пусть! Зато никто потом не узнает в фотороботе дерзкой преступницы поклонницу скромного гламура Лиду! «Ой, что вы, совершенно другой человек: по лесам лазила какая-то крейзи, а это – милая девушка», – пожмут плечами свидетели. И скорее заподозрят Жанну Агузарову, чем Лидию Гречинину.