Книга Другая жизнь - Елена Купцова

В небольшом торговом зале скучали две молоденькие продавщицы в одинаковых красных пиджачках с золотыми пуговицами и синих коротких юбочках. Покупателей не было.

При виде Вадима они оживились и повскакали с мест, всем своим видом выражая готовность услужить клиенту. Вадиму достаточно было лишь взглянуть на однообразные ряды стояков с вешалками, чтобы понять, что он попал не туда. Монотонная черно-бело-бежевая гамма, струящиеся линии, консервативный покрой. Типичный гардероб светских дамочек средней руки.

— Вы ищете что-нибудь конкретное? — спросила у него одна из продавщиц.

— Вполне, но здесь этого явно нет. Девушки приметно погрустнели.

— Мне нужны дамские джинсы. Не посоветуете, где можно купить?

Одна из девушек удивленно приподняла брови, как бы говоря: «И только-то!», пожала плечами и отошла. Другая, еще раз мельком взглянув на Вадима, ответила:

— Попробуйте в ГУМе. Там много неплохих джинсовых магазинчиков.

Сева довольно долго петлял по узким улочкам, но, несмотря на все свои ухищрения, попал в пару пробок и наконец, чертыхаясь вполголоса, подрулил к ГУМу.

Вадим стремительно выскочил из машины. Времени оставалось в обрез. На четыре часа у него была назначена встреча в мэрии.

Войдя в первый попавшийся магазинчик, он сразу очутился в совершенно ином мире. Из-под потолка приглушенно урчало что-то металлическое. С плакатов и развешанных по стенам футболок скалились черепа и причудливые монстры. Высокий парень в косухе с заклепками, перевалившись через прилавок, лениво переговаривался с ярко накрашенной девицей в крошечных кожаных шортах и огромных армейских башмаках на толстой подошве. Она хихикала и выдувала прямо ему в лицо пузыри из жвачки. Огненного цвета волосы торчали клоками в разные стороны.

Да-а, респектабельностью тут и не пахнет, подумал Вадим. Однако покупателей здесь было не в пример больше, чем в предыдущем магазине. С полдюжины тинейджеров тусовались у стеллажей с джинсами, деловито переговариваясь и толкая друг друга локтями.

Парень и девушка у прилавка посмотрели на Вадима, как на ископаемое. Его изысканный песочного цвета костюм от Ромео Джильи был здесь явно неуместен. «И когда я только успел так заматереть? — с усмешкой подумал Вадим. — Ведь вчера еще, кажется, был студентом и считал свой джинсовый костюм верхом крутизны и элегантности».

Он шагнул к прилавку.

— Я хочу купить джинсы. Дамские. — Он покосился на грубые башмачищи девушки, каким-то немыслимым образом подчеркивающие незащищенную тонкость ее полудетских ног. — Что-нибудь женственное, но с изюминкой.

— Коли так, то вы зарулили прямо по адресу, — ответил парень. — Ну-ка, Кристина, подсуетись. Что-нибудь от Кельвина Кляйна.

Девица лениво сползла со стула.

— Какой размер?

Вопрос поставил Вадима в тупик.

— Не знаю.

— Что же так? Приехали джинсы выбирать, а размера не знаете. Джинсы должны сидеть, как вторая кожа. Привезли бы свою девушку, она бы сама и выбрала.

Вадим представил себе Машу в этом колоритном вертепе и даже зажмурился от удовольствия. Как здорово, наверное, было бы водить ее по магазинам, выбирать вместе одежду, прикасаться невзначай к ее руке, смотреть в ее сияющие глаза. Он никогда раньше не занимался этим. А жаль!

— Обязательно привезу, но не сегодня. Сегодня мне придется выкручиваться самому. Вы мне поможете?

— Если смогу. — Девушка с интересом посмотрела на Вадима.

«А если ее отмыть, причесать и перекрасить, была бы хорошенькая, — подумал он. — Слава Богу, что не дует пузыри мне в физиономию».

— Что ж, начнем, — деловито сказала она. — Рост?

— Сантиметров на десять повыше вас.

— Ясно. Сто семьдесят — сто семьдесят три. Талия? Вадим замялся.

— М-м-м, я ее почти обхватываю руками.

Он показал, как именно. Парень у прилавка понимающе хмыкнул.

— Примерьте-ка на Кристине. Вадим подчинился.

— Примерно.

— А дальше?

Вадим посмотрел на узенькие бедра девушки.

— Дальше — больше.

— Понятно. Тащи двадцать седьмой.

Джинсы понравились Вадиму. Светло-голубые, тонко выкроенные, без лишних наворотов.

— Как насчет аксессуаров? А то прямо как духи без упаковки. Ремень, натуральная кожа, браслет такой же. Могу посоветовать курточку в тон с кожаными вставками. Или вот топчик нехилый, до пупа, чтобы животик дышал. Если не понравится даме вашей, можете поменять.

Вадим купил все. Пробираясь с пакетом к машине, он все пытался вспомнить, когда в последний раз он был так по-мальчишески счастлив, и не мог.

1860 год

В последние дни Маша полюбила уединение. Она без устали гуляла в отдаленных уголках сада, наслаждаясь одиночеством, насколько это было возможно в ее положении. Сад был дик и запущен. Разросшиеся кусты дикой малины, жимолости, шиповника, давно уже не знавшие заботливой руки садовника, образовали непролазные заросли. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густые кроны деревьев. Даже захоти кто, и то с трудом разыскал бы ее здесь.

Но никто, видно, и не хотел. Ни отец, ни мать не искали с ней встречи, полагая вопрос решенным. А она, как могла, избегала их. Завтракала ни свет ни заря, когда они спали. К обеду не выходила, то сказываясь больной, то без лишних объяснений исчезая в спасительной тишине сада. Раньше это вызвало бы шквал заботливых вопросов, милых ухищрений, ласковых намеков, но не теперь. Строптивая дочь не заслуживала заботы.

Так она впервые узнала цену родительской деспотии. И все спрашивала себя, всегда ли это было так? Спрашивала и не находила ответа. У нее просто не было случая в этом убедиться. Прежняя жизнь ее текла беззаботно и беспечно. Впервые ее чувства и желания вступили в противоречие с родительской волей.

Рассказ Вадима глубоко потряс и тронул ее, но нимало не поколебал. Умом она понимала настроение отца, мучимого старыми, незаживающими ранами. Но сердце бурно восставало против подобного диктата. Почему «дела давно минувших дней» должны ломать ее молодую, еще только распускающуюся жизнь? Кто дал отцу право распоряжаться ею?

Где-то поодаль хрустнула ветка. Маша вздрогнула и огляделась. Никого. С недавних пор у нее появилось чувство, что за ней неотступно кто-то следит. Не найдя тому подтверждения, она поспешила объяснить все своим нервическим, возбужденным состоянием.

Маша вновь погрузилась в свои мысли. Отец, видно, был столь уверен в ее покорности, что не стал ограничивать ее свободу. Она по-прежнему могла ездить когда и куда вздумается. Вчера она воспользовалась этим и нанесла визит Трегубовичу.

Это скорее был акт отчаяния, чем трезвый расчет. Вспоминая его холодные, прищуренные глаза, она понимала, что вряд ли сможет тронуть его сердце. Но надежда, крылатая трепетная надежда всегда умирает последней.