Книга Только твоя - Джоанна Лэнгтон

Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Корделии. Отвращение переполняло ее, и она мечтала только об одном — никого не видеть. Гвидо, Умберто, Эугения — все предали ее!

Молча развернувшись, девушка ушла со стоянки. Она понимала, что не может предстать перед дедом в таком состоянии, а потому отправилась в парк и остаток ночи в каком-то странном отупении просидела на скамейке.

К семи утра Корделия вернулась домой, на виллу, и обнаружила, что ее там дожидается не только дед, но и Гвидо. Она даже не удивилась этому, потому что, обессиленная, замкнулась в себе. Ее больше не волновала ложь Эугении, и, назло жениху и деду, она подтвердила, что была с Умберто. Ей хотелось, чтобы ее как можно скорее отправили в Нью-Йорк, домой, к маме...

Почувствовав, что ее мутит, Корделия очнулась от воспоминаний и обнаружила, что незаметно для себя выпила целых два бокала шампанского.

Идиотка! — обругала она себя. Кто же пьет спиртное на голодный желудок?! Ну почему, когда в моей жизни появляется Гвидо, я теряю голову и начинаю творить сплошные глупости? Ведь обычно я веду себя как спокойная, разумная и рассудительная женщина.

Голова у нее кружилась, пол качался под ногами.

Может, это от шампанского? — предположила девушка. Пошатываясь, она прошла в ванную, наполнила ее и погрузилась в воду, размышляя о признании Гвидо. Оказывается, десять лет назад он проводил из-за нее бессонные ночи... Неужели такая невзрачная женщина могла возбудить его? Чепуха!

Корделия слишком хорошо помнила, как он вел себя с ней, чтобы поверить в это, однако сегодня его желание обладать ею не вызывало сомнений. Если бы не это, она, возможно, не потеряла бы над собой контроль и не оказалась бы с ним в постели!

И все же Корделия не могла поверить, что действительно может увлечь мужчину, а тем более такого красивого, как Гвидо, потому что где-то в глубине ее подсознания продолжала жить твердая уверенность, что она толстая и некрасивая.

Теперь она презирала себя за то, что уступила своему желанию и отдалась человеку, который тут же заявил, что “просто выполняет условие сделки”? Слезы потекли по ее щекам.

Ну почему я так и не научилась разбираться в мужчинах? — мучилась Корделия. Как можно было быть такой дурой!

Десять лет она просидела с матерью, отказывая себе в личной жизни. Молодые люди ухаживали за ней, но ни с одним из них она не захотела встретиться еще раз. Теперь Корделия понимала, что это происходило потому, что она мысленно сравнивала всех их с Гвидо Доминциани. От горячей воды ей не стало легче, наоборот, головокружение только усилилось. С трудом выбравшись из ванны, она потянулась к полотенцу, но потеряла равновесие, упала. Жалобно вскрикнув, Корделия зарыдала от боли и жалости к себе.

— О Боже, что с тобой?! — вдруг раздался над ее ухом знакомый голос. — Не двигайся! — Гвидо склонился над ней и стал проверять, целы ли ее руки и ноги.

— Может, хватит? — буркнула она, не поднимая глаз.

— Ты могла покалечиться. Я зашел за тобой, чтобы отвести к столу, и услышал крик...

— Уходи! — простонала она, но он не слушал ее:

— Сейчас я устрою тебя здесь поудобнее и вызову врача.

Странно, почему у него такой взволнованный голос? — промелькнула в голове у Корделии неясная мысль.

— Не нужно! — упрямо заявила она, а затем уперлась ладонями в пол и встала на ноги.

Ушибленный бок болел не слишком сильно, но, когда Корделия открыла глаза, стены ванной закружились, а к горлу подступила тошнота.

— Ах, вот оно что, — с облегчением вздохнул Гвидо, догадавшись, что с ней происходит.

Он проводил ее до кровати и положил на лоб холодное мокрое полотенце, тихо приговаривая по-итальянски, — судя по интонации, что-то утешительное.

— Я просто пьяна, — заявила Корделия, гордо отвергая его сочувствие.

— Нет, — возразил Гвидо, — это морская болезнь. Сейчас я принесу лекарство, и тебе полегчает. Ты же еще ни разу не плавала на яхте.

— Кто тебе мешал брать меня с собой? — ворчливо спросила она.

— Джакомо, — спокойно ответил Гвидо. — Ведь его жена и старший, сын погибли в море, и он боялся за тебя. Мог ли я настаивать?

Оказывается, у некоторых его поступков есть объективные причины, удивленно подумала Корделия. За десять лет это еще ни разу не приходило ей в голову. Гвидо вышел из каюты и вскоре вернулся со стаканом воды и таблеткой. Она послушно выпила лекарство и откинулась на подушки.

В узких черных джинсах и бежевой футболке он казался моложе, но был не менее красив, чем обычно. Корделия отвернулась, но продолжала чувствовать на себе его взгляд. Ей было неприятно, что он видит ее в таком состоянии.

— Сейчас все пройдет, — пробормотала она. — Ты можешь идти.

— Нет, — твердо возразил Гвидо. — Я побуду с тобой, пока ты не заснешь.

Возможно, он поступает так потому, что хорошо воспитан, подумала Корделия. Или просто выполняет очередное условие договора. Однако она все же вынуждена была признать, что не обязательно быть такой же красивой, как Жаклин Ксавье, чтобы возбуждать его. Видимо, он просто не слишком разборчив, решила она.

— Если ты так хотел меня десять лет назад, то почему не?.. — не выдержав, задала она давно мучивший ее вопрос.

— Ну, сама подумай, — протянул Гвидо, — если бы твой дед узнал, что мы спим вместе до свадьбы, то тут же отправил бы тебя домой. Воздержание до свадьбы — дань древней традиции, а после истории с твоей матерью Джакомо стал особенно щепетилен в этом вопросе. Поступи я иначе, старик рассердился бы, а ты оказалась бы за тысячу миль от меня.

— Понятно, — недоверчиво протянула Корделия.

— Тебе нужны еще доводы? Пожалуйста. Тебе было всего семнадцать лет, и если бы случилось так, что ты забеременела от меня, это не принесло бы нам счастья. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как дождаться, пока мы поженимся.

Ее убедила логика его рассуждений, и она смущенно промолчала.

Значит, и в этом Эугения лгала, с горечью сказала себе Корделия. Гвидо никогда не считал меня непривлекательной, а то, что он, несмотря на юные годы, был настолько благоразумен, что сдерживал свое желание в отношениях со мной, тоже говорит в его пользу.

С этой мыслью она задремала и проснулась только среди ночи. Открыв глаза, она обнаружила, что в каюте царит полумрак, а рядом на покрывале лежит полностью одетый Гвидо и спокойно смотрит на нее.

— О чем ты думаешь? — шепотом спросила Корделия.

Его красивые губы скривились в мрачной усмешке.

— Об Умберто.

— Вот как?! — Она разочарованно повернулась к нему спиной.

— Мы с ним выросли вместе, — сказал Гвидо, и в его тоне появилось что-то такое, что Корделия невольно насторожилась. — Он с детства был человеком легкомысленным и беспечным, но я любил его. Когда он погиб, мне было очень тяжело.