Книга Конверт из Шанхая - Владимир Кузьмин

– Обязательно, – серьезно ответила я. Вот ведь такой серьезный человек, а думает, что у меня на уме всякие там романтические штучки! Ничего подобного. Тут я начала краснеть, потому что поняла, что от романтических штучек все равно не удержусь. Хорошо, что Иван Порфирьевич уже скрылся в своем купе.

Удивительное дело, но писать телеграммы мне не приходилось. Писем писала много, а телеграммы ни разу. Бывали случаи, когда в них возникала нужда, но рядом были либо папа, либо дедушка, либо мама. Они и писали. А тут еще никак нельзя было обойтись без объяснения, с чего я вдруг, как помощь понадобилась, так о Пете вспомнила. До этого, выходит, не вспоминала. Мне бы обидно было. Нужно теперь объяснить, что оказалась недостаточно сообразительна. Самое главное, что просьбу свою нужно изложить толково и коротко. В телеграммах подробностей писать не принято.

Я несколько минут думала, как начать, потом решила сначала написать письмо, а потом удалить из него все лишнее. Но письмо не порвать, а тоже отправить. Письма получать все любят, к чему пропадать письму, даже если это просто черновик для телеграммы. Поэтому я решила писать не карандашом, а чернилами. Можно было бы попросить у дедушки автоматическое перо, но я к нему не привыкла, вдруг буквы станут коряво получаться? Пришлось просить у проводника. Принесенный прибор оказался очень хорошим, и меня это подбодрило.

За два часа я описала все наше путешествие и рассказала про преступление. Это у меня заняло пять страниц. Еще две, самая первая и самая последняя, едва ли не помимо моего желания, получились про романтические штучки. К тому же получалось, что письмо не окончено и для его окончания нужно написать еще многое. И как хотя бы уже написанное превратить в телеграмму?

Пришлось спрашивать совета у дедушки. Он во время моих эпистолярных упражнений лежал наверху с толстым романом. Дедушка сказал, что из такого длинного письма телеграмму не сделать, ее будет правильнее составить отдельно.

Без помощи дедушки у меня ничего не получалось, пришлось ему подробно объяснить суть, и он в пять минут написал то, что было нужно. Я от себя приписала три слова и стала ждать остановки, чтобы телеграмму отправить.

Станция называлась Калачинск, на столбе был указатель, что до Иркутска ровно две тысячи верст, а до Москвы более трех тысяч. Стоять здесь предстояло всего четверть часа, и мы с Иваном Порфирьевичем поспешили к телеграфному окошку в станционном здании. Иван Порфирьевич уступил мне первую очередь.

Приемщик телеграммы, казалось, вовсе не обратил внимания на ее содержание. Во всяком случае, слова про убийство не произвели на него ни малейшего впечатления.

– Простой телеграммой оформить или срочной? – спросил он, кончиком карандаша подсчитывая число слов.

Я задумалась, но вмешался Иван Порфирьевич:

– Срочную отправляют вперед всех прочих, но полагаю, что, помимо наших телеграмм, здесь сейчас нет никаких других сообщений. А в Томске, как увидят адрес, так и простую телеграмму доставят без промедления. Так что не стоит платить втрое.

Приемщик посмотрел на него с явным осуждением, дескать, не пристало такому солидному человеку крохоборствовать, но вслух ничего не сказал. Закончил свои подсчеты и, не прибегая к помощи счет, назвал сумму:

– Тридцать два слова по пять копеек – один рубль шестьдесят плюс пятнадцать копеек сверху, и всего выходит рубль с тремя четвертаками.

Я расплатилась, взяла на сдачу с двух рублей конверт и марку, а пока дожидалась, когда оформит свою телеграмму Иван Порфирьевич, успела увидеть, как телеграфист начал стучать ключом, отправляя по проводам мое послание.

12

Петр Александрович Макаров, гимназист шестнадцати лет от роду, плакал горючими слезами. Смотрел на портрет Даши, а слезы по щекам текли и текли, ручьем текли. Слишком едким оказался этот едкий натр, попавший в глаза! А промыть их возможности не было, и приходилось терпеть.

Их с Дашей добрый знакомый Коленька Массалитинов собрался в скором времени уезжать в Москву, чтобы поступить в Московское императорское театральное училище. Вот и сделал Пете нежданный подарок в виде фотопластин, которые везти с собой было просто неразумно. Среди этих негативов, сделанных Николя, были и снимки Даши с Петей. Понятное дело, Петя тут же загорелся самостоятельно сделать с них фотографии. Благо никаких проблем с приобретением нужных принадлежностей и реактивов не возникло, и он очень скоро организовал у себя дома фотолабораторию. А вот навыков ему недоставало, и получалось у него плохо: то слишком бледно, то сплошная чернота. И вот, наконец, почти получилось, но в глаз попала капелька реактива, и стало щипать так, что хоть волком вой! Но не бросать же дело на полпути из-за такого пустяка? Вот Петр Александрович и терпел, хотя видеть сейчас мог с трудом. Дашино лицо в ванночке стало четким, он выхватил портрет, быстро его прополоскал и окунул в фиксаж. И еще быстрее кинулся к кувшину с водой, чтобы промыть глаза. И с мокрым лицом, не удосужившись вытереться, снова вернулся к портрету. В свете красного фонаря все выглядело неплохо. А вот чтобы узнать, как все будет выглядеть на дневном освещении, нужно было обождать еще немного.

В дверь постучали, и Петя услышал голос прислуги:

– Петр Александрович! Вам телеграмма!

– Одну минутку, Варвара. Вы уж не уходите, я сейчас выберусь отсюда.

Он в последний раз прополоскал и повесил сушить последнюю фотографию, выключил красный фонарь, откинул плотную черную портьеру и шагнул на свет божий. Пришлось зажмуриться.

– Петр Александрович! Да отчего вы такой мокрый?

– Умывался, – объяснил тот, не вдаваясь в подробности.

– Так можно было и утереться. Я вон смотрю, у вас и руки мокрые.

– Это ничего. Давайте мне телеграмму, ее можно и мокрую читать.

Получив бланк в свои руки, он даже поблагодарить забыл добрую Варвару, потому что телеграмма была от Даши, и у него недостало сил хоть на секунду отвлечься и сказать спасибо, прежде чем прочесть ее.

Прислуга вздохнула с пониманием и пошла по своим делам.

«Здравствуйте, Петя. В нашем поезде произошло убийство управляющего Восточным банком г-на Соболева. Постарайтесь разузнать, не посылал ли кто из близкого окружения банкира телеграмм о его отъезде. Очень без вас скучаю. Даша».

Вот так раз! Скучает! Очень приятно увидеть такие слова. Петя прочел их несколько раз и только после этого повторно прочитал весь текст. И совсем ему не удивился. Жалко, в телеграмме нет никаких подробностей, но он прекрасно знал, что раз речь идет о гибели такого солидного человека, то подробности он в скором времени услышит. Понятно, что ему стало жалко и убитого господина Соболева, хотя он толком и не смог припомнить, как тот выглядит, и даже не помнил, видел он его или нет. Но слышать о нем слышал. И уж, конечно, Петр Александрович предпочел бы, чтобы столь печальные события не сопровождали Дашу в пути. Но коли такое произошло… Даша в стороне сидеть не станет! И чем быстрее и лучше он исполнит ее просьбу, тем спокойнее будет за нее. Потому что, раз Даша просит о таких конкретных сведениях, стало быть, уже что-то или кого-то подозревает.