Книга Дело совести - Андрей Балабуха

— Так… Я предполагаю, что нам следует начать с проверки используемых частот. Возьмем прием Дирака: он работает очень хорошо, так же, как и всегда. Это движение позитрона через кристаллическую решётку, сопровождающееся колебаниями де Брогля, которые, по сути, являются преобразованными колебаниями электрона в любой точке Вселенной. Таким образом, если мы управляем частотой и движением позитрона, мы управляем положением электрона — заставляем его появляться в цепях преобразователя в нужном месте. После всего этого остаётся лишь усилить вспышки и прочитать сигнал.

Вейнбаум, нахмурившись, покачал светловолосой головой.

— Если Стивенс выведывает сообщения, которые мы не принимаем, мое первое предположение заключается в следующем: он разработал хорошо настроенную цепь, которая более чувствительна, чем наша, и так или иначе протаскивает свои сообщения под нашими. Насколько я могу судить сейчас: единственный способ, которым это можно сделать, — что-то действительно фантастическое в методе точного контроля частоты его позитронной пушки. Если это так, то логично будет вернуться к началу наших испытаний и повторить наши дифракции, чтобы посмотреть, сможем ли мы повысить точность измерений частот позитрона.

Ученый делал это заключение с таким мрачным видом, что завеса безысходности окончательно накрыла Вейнбаума, пытающегося приободрить собеседника.

— Непохоже, чтобы ты ожидал обнаружить что-то новое.

— Нет. Видишь ли, Робин, в физике кое-что изменилось по сравнению с двадцатым веком. В те времена предполагалось, что физика безгранична — классическое заявление было сформулировано Вейлем, который сказал: «Основное свойство материи — это её неисчерпаемость». Теперь нам известно, что это не так, за исключением дистанционных ассоциативных видов пути. Физика в наше время — ограниченная и самодостаточная наука; она по-прежнему охватывает огромные области, но её больше нельзя считать бесконечной. В физике элементарных частиц это более очевидно, чем в любом другом разделе науки. Половина проблем, возникавших у физиков прошлого столетия, была связана с геометрией Евклида — вот почему они так часто использовали усложнённую релятивистскую теорию, — а эту геометрию линий можно бесконечно подразделять. Когда Кантор доказал, что, говоря математическим языком, бесконечность действительно существует, казалось, это окончательно решит и вопрос о возможности существования бесконечной физической Вселенной.

Взгляд Вальда стал рассеянным, и он сделал паузу, чтобы быстро проглотить такую порцию лакричной водки, которая заставила бы волосы Вейнбаума встать дыбом.

— Помнится, человек, который много лет назад преподавал нам теорию цепей в Принстоне, говорил, что существует множество бесконечных пространств. То был безумный старик!

Вейнбаум поспешно схватил бутылку.

— Продолжай, Тор.

— О, — прищурился Вальд. — Да, теперь мы знаем, что геометрия, которую можно применять к элементарным частицам, таким как позитрон, ни в коем случае не Евклидова. Это геометрия не линий, а точек, геометрия Пифагора. Если вы измерили один из параметров, вы можете делать это до необходимого предела, и не важно, какое количество вы измеряете. С этой точки зрения, Вселенная становится прерывистой и дальнейшее усовершенствование ее невозможно.

Я бы тоже сказал, что наши измерения частот позитрона уже исчерпали свой предел. Во Вселенной нет элемента с большей плотностью, чем плутоний. Тем не менее у нас получаются одинаковые значения частоты при дифракции через кристаллы плутония и через кристаллы осмия — ни малейшего различия. Если Дж. Шелби Стивенс оперирует на языке долей этих величин, то он совершает действие, которое органисты называют «мгновенной игрой». Таковое действие вы можете представлять в теории, но на самом деле его невозможно осуществить. Ик.

— Ик? — переспросил Вейнбаум.

— Извини. Это просто икота.

— Хорошо, возможно, Стивенс каким-то образом перестроил орган?

— Если он перестроил метрическую систему Вселенной, чтобы зарегистрировать частную фирму, копирующую следы, — твёрдо сказал Вальд, — то я не вижу причины, по которой мы не можем противостоять ему… ик… объявив всю Вселенную несуществующей и пустой.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Вейнбаум. — Я не намеревался заводить твои аналогии так далеко — просто спросил. Но, в любом случае, давай продолжим работу. Мы не можем позволить Стивенсу выйти сухим из воды. Если всё, касающееся частоты, окажется таким безнадёжным, каким представляется, попробуем что-нибудь ещё.

Вальд сычом уставился на бутылку с водкой.

— Прелестная задача, — сказал он. — Я когда-нибудь пел тебе песню, которая в Швеции называется «Нат-ог-Даг»?

— Ик, — высоким фальцетом, к собственному удивлению, ответил Вейнбаум. — Прости. Нет. Давай послушаем.

Компьютер занимал целый этаж здания Безопасности; его, по-видимому, одинаковые группы лежали бок о бок на полу вдоль выдвинутой вперёд патологической структуры, «заполняющей пространство» петли Пеано. К выходному концу был подсоединён пульт управления с большим телевизионным экраном в центре, около которого расположился доктор Вальд. Вейнбаум молчал, нетерпеливо заглядывая через его плечо.

Экран показывал некий образец, который, кроме того что был нарисован зелёным цветом на тёмно-сером фоне, по структуре сильно напоминал хорошо отполированное красное дерево. Фотографии похожих образцов были прикреплены к столу справа от ученого, а некоторые просто валялись на полу.

— Вот оно, — выдохнул Вальд. — И я не удержусь от фразы «об этом я и говорил». Робин, ты вынудил меня подтвердить около половины основных постулатов физики элементарных частиц, поэтому я и потратил так много времени несмотря на то, что это был первый проект, который мы начали.

Он выключил экран.

— Определённо, у Дж. Шелби больше нет лазеек.

— Если бы ты сказал «это окончательно», вот была бы шутка, — угрюмо сказал Вейнбаум. — Посмотри… разве здесь не может скрываться ошибка? Если не по твоей вине, Тор, то по вине компьютера? В конце концов, он настроен на работу с элементами заряда современной физики; не следует ли нам разъединить цепи, которые содержат это смещение, до того, как устройство будет выполнять данные нами инструкции, связанные с элементами заряда?

— «Разъединить», говорит он, — усмехнулся Вальд, непроизвольно потирая бровь. — Мой друг, смещение существует в любом устройстве, потому что оно функционирует везде, на одних и тех же элементах заряда. Это не повод для вычитания группы; нам пришлось добавить ещё одну с собственным смещением, чтобы скорректировать исправления, которые компьютер в противном случае внес бы в наши инструкции. Техники решили, что я спятил. Теперь, по прошествии пяти месяцев, я доказал, что был прав.

Вейнбаум криво улыбнулся над собственной недогадливостью.

— А что насчёт остальных планов?

— Между прочим, некоторое время назад всё это было осуществлено. Мы вместе со служащими проверили каждую отдельную запись Дирака, которую получили после освобождения Дж. Шелби из Яфанка, на любой признак взаимомодуляции, побочных сигналов или ещё чего-нибудь в этом роде. Ничего, Робин, абсолютно ничего. Это наш конечный результат по всем статьям.