Книга Скандинавский детектив - Дагмар Ланг

— У нее было слишком много денег, — наставительно проговорил Жак. — Она была богата, как тролль, — это сравнение здесь вполне уместно. Ведь, кажется, именно тролли учили его быть довольным самим собой, верно? И призывали Пера Гюнта следовать этому жизненному принципу?

— Горный король, — пробормотала Мария. — Да-да…

— Пока был жив Фольке Фростелль, — сказал он задумчиво, — все было иначе. В том браке он имел явные финансовые преимущества, и ему удавалось держать ее в узде. Но Хенрик не такой. Он слишком зависим от нее, хотя его и тяготит эта зависимость.

— Разве они… — Она запнулась. — Разве они не были счастливы?

— Они не ссорились, не ругались, если ты это имеешь в виду. И тем не менее…

— Жак! — Она пытливо заглянула ему в лицо. — Как… как близко ты был знаком с ней? Ты был ее другом? Я надеюсь, ты… ты не был ее любовником?

Он рассмеялся, сверкнув белыми зубами.

— А если и был, что тогда? Ты сочла бы меня моральным уродом?

— Нет. Но ты… ты слишком хорош для нее.

— Очень мило с твоей стороны.

Он стал смущенно поигрывать рукавом недошитого женского пиджака из толстой черной ткани с крупным коричневым рисунком.

— Отличная вещь. Смелый фасон и ткань очень любопытная, как будто вязаное полотно. Что это — шерсть?

— Сорок процентов вискозы и шестьдесят процентов льна, — сухо ответила Мария. — Это же «Валена», ты собственноручно нарисовал эту модель.

Из затруднительной ситуации ему помог выйти криминальный эксперт Линдстедт, который хотел, чтобы Мария Меландер посмотрела содержимое мусорной корзины.

— Здесь несколько сотен окурков как со следами губной помады, так и без нее. Какие сигареты курила убитая?

— Я… я никогда не обращала на это внимания. По-моему, «Кент».

— Какое количество окурков относится к тому времени, когда она приходила сюда на примерку? И сколько из них появилось потом — во время ее второго посещения?

— Откуда мне знать? — отмахнулась Мария, чуть не плача. — Когда мы закрылись в половине шестого, все пепельницы были полны, но курила не только фру Турен — курили и фру Арман, и Ивонна.

Эксперт что-то сердито пробурчал себе под нос, а некоторое время спустя заявил Кристеру Вику, что ему никогда раньше не доводилось сталкиваться с такой непреднамеренной и основательной уборкой места преступления, которая до такой степени была бы на руку убийце.

— Если она, конечно, действительно была непреднамеренной.

— Ты становишься чертовски подозрительным, — пропыхтел Кристер, любовно набивая свою трубку. — Скоро ты заткнешь за пояс самого Отто Венделя, хотя есть, конечно, образчики и похуже. Вы нашли ножницы?

— Нет.

— Уж их-то фрекен Меландер вряд ли случайно стерла своей тряпкой.

Линдстедт ничего не ответил.

— В туалете на раковине мы обнаружили следы крови. Надо закрыть комнату закройщицы и этот туалет. Пусть ходят в другой — возле кухни. Что же касается остальных комнат, то я сдаюсь. Здесь побывало слишком много персонала, слишком много клиентов, и Мария Меландер слишком основательно навела в них порядок, чтобы они могли нам что-нибудь рассказать. Я думаю, нам следует сосредоточить все усилия на той комнате, где был обнаружен труп. Теперь, когда труп увезли, мы можем всю ее исследовать через лупу.

— А где Палле?

— Он заперся в салоне с черноволосой секс-бомбой средней мощности, так что в ближайшие несколько месяцев можешь на него не рассчитывать. Только что он пробегал тут на полусогнутых, чтобы принести ей воды.

После разговора с Астой Арман, которая заверила, что никто из сотрудников ателье не в состоянии полноценно работать после ужасного шока, которому они сегодня подверглись, Кристер отпустил домой четырех портних, которых допросил в самом начале. Однако с Гунборг Юнг ему хотелось поговорить еще раз. Своей неожиданной откровенностью она заинтересовала его больше всех.

Вопреки утверждениям Асты она, едва дождавшись сообщения Линдстедта о том, что он закончил работу, тут же направилась к своей машинке в просторной швейной комнате и была так занята подшиванием широкого рукава на красном шелковом пальто, что даже не заметила Кристера. Тот вошел через дверь, выходящую в холл, и остановился, внимательно ее рассматривая.

— Красивое сочетание, — неожиданно заметил он, когда она придвинула к себе аккуратно вырезанные детали белого платья с большими красными цветами того же оттенка, что и пальто.

— Красивое, — согласилась она, бросив взгляд поверх очков. — Получится очень стильный ансамбль. И очень дорогой. Натуральный таиландский шелк, подкладка из чистого шелка и платье из креп-сатина. Не многие могут позволить себе такой роскошный наряд. А главное, не многим есть куда его надеть.

Он подумал о Камилле, которая часто блистала такими туалетами и была в них просто изумительна, и заметил:

— Женщины любят разодеться в пух и прах — это вносит в их жизнь приятное разнообразие.

— Светские женщины, если говорить точнее. Такое приятное разнообразие стоило бы мне месячной зарплаты.

— Вы коммунистка, фру Юнг?

— Все меня в этом подозревают. Но я не голосую ни за одну партию.

Кристер оглядел ее худощавое лицо, прямой нос, тонкие губы, бледную морщинистую кожу и невольно улыбнулся.

— Извините, но я никак не могу втиснуть ваш портрет в определение «низшее сословие», хотя этот термин уже безнадежно устарел.

— Посмотрели бы вы на моего сына! — воскликнула она с оттенком сарказма. — Он мог бы надуть кого угодно, выдавая себя за разорившегося итальянского маркиза или свергнутого принца. Моя мать была проституткой в Карлскруне, обслуживала матросов и офицеров всех рангов и всех национальностей, так что все, должно быть, имеет свое естественное объяснение.

Она показала на запертую дверь в комнату закройщицы у себя за спиной и добавила:

— Или вот она, к примеру. Она действительно принадлежала к высшему сословию, но никакие модные платья, пусть даже сшитые по индивидуальному заказу, не могли скрыть, что у нее шея и ляжки как у прачки.

— Но она и не была дочерью маркиза. Ее отец был бизнесменом, грубым и неотесанным человеком, которому удалось загрести целый миллион. Я думаю, вы все же склонны слегка преувеличивать значение денег.

Она сняла очки, и ее глаза снова напомнили ему холодный прозрачный лед.

— А вы сами, херр комиссар? Кем были ваши родители?

— Мой отец был председателем окружного суда в Скуге.

— Вот именно, — подхватила она с ноткой презрения в голосе. — А теперь вы сами занимаете высокий пост в полиции. Не вам объяснять мне, что такое не иметь денег, что такое гнуть спину за каждый грош — мне слишком хорошо все это знакомо.