Книга Рейдовый батальон - Николай Прокудин

— Спасибо! — ответил взводный и сразу произнес следующее: — Никифор Никифорович! Просьба к вам огромная — не воспитывайте меня! Я уже большой мальчик! Пороть и отнимать игрушки поздно. Со мной ведь ни Ошуев, ни Хреков не справляются! Не портите свои молодые нервы! Я отлично понимаю: виноват, мерзавец. Исправлюсь!

— Эх, Миша, Миша. Пропадешь! Сопьешься! — вздохнул я.

— Я?! Не сопьюсь ни в коем разе! Родитель не позволит! — ухмыльнулся Кирпич. — Мое дело в недалеком будущем парады принимать и соединениями командовать. Надо только со взвода на роту шагнуть, а дальше само собой пойдет. Я ведь кремлевский курсант! А это школа генералов! Каждый второй наш выпускник генерал или маршал! Сплошные славные династии! Вот и мне папаня предначертал, не спросив желания, карьеру генерала. И куда теперь от этого деваться? Еще в училище в выходные по вечерам мы, те, кого в увольнение не пустили, нажремся водки и проводим плац-парады. Встанешь в полный рост на тумбочку и орешь, что есть силы луженой глоткой: «Па-а-а-ара-а-д!!! Р-р-а-а-авня-я-ясь! Сми-и-и-ир-р-р-на!!!» И так далее. В нашей «бурсе» учились только на Жуковых и Рокоссовских. А комбат хитрец! Тебя, Никифорыч, на «амбразуру» толкнул! Не хочет моего папаню обидеть? Жук усатый!

— И что прикажешь делать с тобой — грустно улыбнулся я. — Расстрелять?

— Нет! Расстреливать не нужно. Обматерить и выгнать спать к чертовой матери. Я беспартийный, не комсомолец, поэтому можете только выговор в служебную карточку записать или строгий выговор.

— Ну что ж! Получай строгий выговор! — объявил я, вставая из-за стола.

— Есть, строгий выговор! — ответил Кирпич и приложил руку к кепке. — Разрешите идти?

— Иди, проспись! «Маршал»-гофмаршал!

— Э-э-э, нет! Маршалом мне не быть! Я лишь сын генерала. Будет все, как положено: у маршалов свои сыновья! Только генералом!

Глава 16. Проводы комбата

Василий Иванович мысленно себя ощущал уже в Прикарпатском округе, на Родине. Появлялся он только на построениях, поэтому проблем становилось все больше и больше. А тут еще, как назло, Роман Ахматов вернулся из отпуска по ранению. Ему, чертяке, пить было совершенно нельзя, но они вдвоем с комбатом схлестнулись и ушли в «штопор». Два комбата в запое — полк без управления. Роману Романычу предстояла сдача экзаменов в академию. Умные книги, учебники и конспекты в результате оказались завалены закуской, пустыми бутылками и табачным пеплом. Тяжело надсадив печень, поджелудочную, желудок, сердце и прочие внутренности израненного организма, Ахматов вырвался из крепких объятий Чапая и, не протрезвев окончательно, умчался в Ташкент. Иваныч с отъездом друга загрустил еще пуще. Он собрал нас, своих заместителей, и распорядился готовить батальон к рейду, а его не тревожить.

— Будя, отвоевал! Теперь сами справляйтесь! Тебе, Петро, нужно опыта управления батальоном набираться, — обратился Василий Иванович к Метлюку. — Уеду — станешь на мое место. Нужен совет по какой-нибудь проблеме — подходи. А по пустякам не тревожь. Касается всех! Не беспокоить ерундой заменщика!

Мы пожали плечами и разошлись. Ситуация ожидания смены монарха состоит в том, что король еще жив, а престолонаследники в растерянности толпятся сзади трона. «Царедворцы» в это смутное время мышей не ловят, спустя рукава выполняют распоряжения короля. А сам властитель больше думает о Боге, чем о государстве. Вот и наши некоторые «деятели» обнаглели окончательно. Один из таких — Грымов был назначен два месяца назад со взводом охранять комендатуру города. Вел себя скромно, спокойно, без замечаний. Внезапно он объявился в полку и вскоре подошел ко мне с лейтенантом, который сменил Калиновского. Замполит роты Корсунов протянул на подпись стопку наградных. Первым было представление на «Красную Звезду» Грымова. Я с удивлением приподнял брови, нахмурился и принялся читать текст. «Участие в сорока (!!!) боевых операциях! Уничтоженны десятки мятежников! Спасение замполита роты (вынес на руках!)».

Я, недоумевая, перевел взгляд на офицеров, переминавшихся с ноги на ногу.

— Понимаю насчет количества боевых — чем больше напишешь, тем лучше. Убил десять «духов» — хрен с ними: не проверит никто. Но Калиновского вынес на руках из-под обстрела? Ты ж в Ташкенте в это время был! В командировке.

— Ну и что! Я два года воюю. Пусть не все два года по горам хожу, но многие, из штабов не выходя, ордена получают. Кладовщики и прочие тыловики и те с наградами, — огрызнулся, сверля меня черными глазами, Эдик.

— Только учитывая последний довод, соглашусь подписать. Но согласится ли комбат? — произнес я с сомнением и скрипя сердце поставил на бумаге подпись.

Комбат вечером, ухмыляясь, спросил у меня:

— Никифор, честное слово, я удивлен. Думал, ты более злопамятен и не поставишь свою закорючку. Корсунов вначале ко мне заявился. А я специально к тебе их направил. Думал, припомнишь старые обиды и не подпишешь. Не хороший он человек, этот Грымов. Когда вместо Сбитнева ротой командовал, на тебя кляузничал, просил снять с должности.

— Я знаю, мне говорили.

— А теперь воевать совершенно не хочет, уклоняется. Караулы, командировки… Hу, и я не мешаю, пусть подальше от роты будет. Не портит Мандресова и не разлагает коллектив. Никифор, ты съездил бы в комендатуру, проконтролировал, как обстоят дела в карауле! Там собраны десять человек из разных рот. Что-то они подозрительно затихорились. Не к добру. Навести старого товарища. Проверишь, доложишь обстановку, а потом приму окончательное решение по его ордену.

На корме БМП, стоящей возле ворот комендатуры, дремали бойцы. Во внутреннем дворе слонялись еще два сержанта, которые оторопели, увидев меня.

— Муталибов, ко мне! — крикнул я одному из них.

— Сержант Муталибов прибыл по вашему приказанию, — доложил тот, застегивая гимнастерку и приложив ладонь к шапке.

— Гасан, почему воротничок не подшит? Где ремень? Почему в кроссовках бродишь? Хочешь на гауптвахту загреметь?

— Да мы же их и охраняем! Мы тут свои. К нам ни помощник коменданта, ни начальник «губы» не придираются.

— Значит, я придираюсь? Вы вернетесь, а следом «комендачи» донос пришлют, что в карауле был бардак, — рассердился я. — Собрать всех во дворе на построение. Живо!

Через пять минут взвод стоял в одну шеренгу, в которой не хватало двух сержантов и самого Грымова.

— Гасан, где старший лейтенант? Куда подевался ваш начальник караула?

Стоящие в строю потупились, а сержант почесал затылок и, смущаясь, ответил:

— Вроде в полк поехал.

— Что-то я его не встретил по пути.

— Наверное, разминулись.

— Разминулись, говоришь? Может быть. Хорошо, делаю общее замечание — неопрятный внешний вид. Привести себя в порядок! — приказал я и обратился к сержанту: — Гасан, проводи меня в спальное помещение и неси постовую ведомость.