Книга Звездные мошенники - Кейт Лаумер

Кстати, и в столовой нашлись два подноса с объедками, довольно свежими, – кроме них, ничто не нарушало безличную стерильность станции.

Нажав на кнопку процессора отходов, я воспользовался клавиатурой и заказал чего-нибудь поесть. Дымящийся обед тут же выполз из окошечка: синтетические деликатесы, триумф диетологии будущего… Я подумал о печеном окороке и вареной кукурузе, вспомнил Лизу, ждущую меня в благоуханных сумерках.

Это нечестно, в конце концов! Человек делает свою работу, не жалеет ни себя, ни своего сердца, рвет бедное сердце на части во имя служебного долга – надеясь на милосердное, пусть и не вполне естественное, забвение в финале. В контракте нигде не сказано, что я должен сидеть в бесконечных сумерках на пустой станции, питаться опилками и пеплом и тосковать о голосе, о прикосновении, об улыбке…

Какого черта! Она ведь только женщина – эфемерное создание, рожденное в начале времен для жизни короткой, как вспышка светлячка. Ее давно уже нет – только тлен и прах которую тысячу лет…

Лиза, Лиза…

– Хватит! – отрезал я решительно и сурово.

От звука собственного голоса среди безлюдья покинутой станции мне стало зябко.

«Должно быть простое объяснение», – подумал я, не желая более тревожить тишину.

Ну пусть не простое, но все-таки объяснение.

– Очень просто! – решил я. Тишиной меня не испугаешь… – Процесс аварийного перехода забросил станцию далеко в прошлое. Может, вообще в никогда. Случай наверняка расчетный; что я не знаю математики, дела не меняет. Станция существует – где-то и когда-то, – а я нахожусь внутри. Вопрос к уважаемым членам парламента: что делать дальше?

Тишина давила, неподвижный воздух сгустился, будто насыщенный погребальными благовониями. Миниатюрная вселенная замерла в ожидании. Ничего, однако, не случится, если я сам не запущу цепь событий.

– Ладно, Равель. Какой смысл оттягивать? Ты прекрасно знаешь, что делать. Вариант у тебя единственный…

Штабная комната, служебный коридор, переходная камера.

Все в порядке – только не горит веселенький зеленый огонек, свидетельствующий о рабочем контакте с Коммутатором. Заряд нормальный, стрелки приборов на местах.

Достаточно войти внутрь камеры, и я попаду куда-нибудь в другое место…

Мне пришли в голову сразу несколько интересных вопросов, но только времени уже не было. Совершенно точно не было. Автоматическая дверь закрылась, отрезав мирок станции, но оставив со мной выводок не особенно приятных мыслей. Не давая им размножиться, я нажал кнопку «пуск».

Неслышный взрыв бросил меня в туман пространства без измерений.

9

Сначала пришло головокружение; отступая, оно дало дорогу чему-то более определенному. Ребра легли на твердую поверхность, которая то возносила меня наверх, то мягко проваливалась вниз, музыкально поскрипывая и вздыхая. Под веками вспыхнул и замерцал огонь. Теперь открыть глаза… вот, солнце сверкает на неспокойной воде, подо мной взлетает и опускается палуба…

Шевельнувшись, я не сдержал стона от боли во всем теле. Теперь сесть…

Горизонт послушно принял горизонтальное положение, периодически скрываясь за истертым и выгоревшим на солнце фальшбортом. Над головой чертили роскошное синее небо высокие мачты – такелаж и рангоут португальского галеаса шестнадцатого века. Этой информацией меня когда-то заправили под гипнозом.

Мало того, я знал, что галеас не настоящий. Новодел времен Возрождения, около 2220 года. Чистая работа, точная копия, умело состаренная. Под палубой, надо думать, небольшой реактор, за дубовыми, или очень похожими на дуб, досками – стальная броня, за броней – роскошные каюты для капитана и десятка туристов.

За ближними шумами послышались смягченный расстоянием скрип рангоута и такелажа, неразборчивые крики, протяжный гул, отозвавшийся грохотом на палубе где-то рядом. Корабль резко накренился, через наветренный планшир хлестнули мне в лицо соленые брызги. Проморгавшись, я разглядел трехмачтовый двухдечный корабль, под зелеными вымпелами с белым мальтийским крестом. Совсем недалеко, не более полумили. Вдоль борта полыхнули тусклые красные огни, вскипели клубы белого дыма; мгновением позже прямо по курсу моего галеаса поднялась шеренга фонтанов и донесся громовой раскат залпа.

Идиллический образ круиза на фальшивом пиратском галеасе по Карибскому морю померк прежде, чем осели фонтаны от пушечных ядер. Орудия на двухдечном галеоне под зелеными вымпелами настоящие, и ядра настоящие, и следующий залп проделает настоящие дыры в палубе, на которой я лежу.

Привстав, я глянул в сторону кормы. Несколько человек возились вокруг небольшой пушечки, тщетно пытаясь привести ее в боевое положение. Костюмы, поношенные, грязные и потемневшие от пота, относились действительно к шестнадцатому веку. У одного из матросов из резаной раны на лице обильно струилась кровь. Для подделки рана выглядела слишком убедительной.

Мне стало неуютно, и я присел за грубо сколоченной деревянной клеткой. В клетке вяло шевелилась черепаха с видавшим виды выщербленным круглым панцирем не меньше ярда в поперечнике. Выглядела она старой, усталой и несчастной. Нам, похоже, было одинаково плохо.

Раздались крики, и что-то слетело вниз, распластавшись на палубе: дырявый флаг из грубой холстины, выцветший на солнце и с грубым рисунком. На грязно-желтом фоне корчилась змееподобная курица зеленого цвета с рогами. Хоть я и не силен в геральдике, но сразу понял, что оказался участником морского боя и что моя сторона проигрывает. Повернув на другой галс, галеон заметно приблизился; из пушечных портов выкатились новые клубы дыма, раздался свист, и где-то на баке грохнуло, будто взорвался паровой котел. Осколки посыпались дождем. Один из матросов рухнул на палубу и забился, как рыба на дне лодки, обливаясь кровью. Среди воплей и беготни на мгновение возникло чье-то лицо; рот раскрылся в крике. Вдруг это он мне? На всякий случай я остался сидеть за клеткой. Быть может, внезапное озарение подскажет, что делать?

Озарение приняло облик загорелого крепыша в просторных штанах черного с желтизной цвета. Над коричневыми босыми ступнями красовались выцветшие розоватые обмотки, а на широком кожаном поясе грубой работы висела неуклюжая абордажная сабля. Такую саблю можно сделать из железной бочки от нефтепродуктов. Остановившись передо мной, он заорал, размахивая короткими мускулистыми руками. Когда я поднялся на ноги, он крикнул что-то еще, указывая в сторону кормы, и бросился туда, не ожидая ответа.

Кажется, при виде меня он не слишком удивился; я, в свою очередь, каким-то образом уловил, что ему надо. Оказывается, этот идиот Гонсало выпустил себе кишки, налетев на сломанный флагшток, и теперь я срочно нужен у четырехфунтовой пушки…

– Уроды! – прорычал я, обращаясь неизвестно к кому. – Пушку за борт, если хотите облегчить корабль!

Единственный шанс – оторваться за счет хода; но куда там – поздно…

Что-то просвистело над фальшбортом, как ракета. Я растянулся на палубе, сбитый с ног ударом каната в лицо. Кто-то на бегу перепрыгнул через меня; обломок рангоутного дерева толщиной с ногу обрушился на палубу, подскочил и вылетел за борт. Корабль накренился, приводясь к ветру; по палубе покатились незакрепленные предметы; паруса захлопали, потом легли на рангоут, обстениваясь. В лицо задул ветер, душистый и прохладный; прогремел очередной залп, раздались новые крики, застучали по палубе матросские ноги. Я пристроился в укромном месте под планширом, не брезгуя грязной розоватой водицей, хлюпавшей у шпигатов. На моих глазах грот-мачта с оглушительным треском наклонилась и рухнула за борт, волоча за собой гигантское полотнище. Парус накрыл корму, треснул и уполз в море, прихватив с собой двух человек, не сумевших вовремя из-под него выбраться. Сверху что-то все время сыпалось, будто обломки после взрыва. За бортом показалась темная масса, а в небе – новые мачты и паруса; сильный толчок свалил меня с ног. Я лежал, уткнувшись носом в мокрые доски, а скрежет все продолжался. Трещала обшивка, лопались канаты, палуба заваливалась все круче…