Книга Первый контакт - Мюррей Лейнстер

Облегченно вздохнув, клерк радостно пошел проверять эту гипотезу. Но Брейден в нее не верил. Еще в 1853 году кто-то отметил, что у Джона Кингмана на каждой руке по шесть действующих пальцев. Чтобы в одном и том же госпитале, хотя бы и на протяжении целого столетия, оказались два пациента с шестью действующими пальцами? Крайне маловероятно!

И Брейден отправился в больничный музей. Там хранились, но не выставлялись приспособления, которыми лечили душевнобольных в те годы, когда Мидвилльская лечебница только что была основана (в 1776 году). Это было старейшее заведение подобного рода в Соединенных Штатах, но думать о том, каким образом в те годы лечили пациентов (тогда их еще называли сумасшедшими), было неприятно.

Но записи тех лет сохранились. Переплеты из телячьей кожи, плотная глянцевая бумага, каллиграфический почерк. Доктор Брейден листал том за томом. Он обнаружил имя Джона Кингмана в списках за 1820 год, за 1801-й, за 1795-й. В списках 1785 года имя Джона Кингмана отсутствовало. Брейден нашел запись о его поступлении в лечебницу в книге за 1786 год. Двадцать первого мая 1786 года (через десять лет после основания Мидвилльской лечебницы; сто шестьдесят два года назад) — в книге была сделана следующая запись:

«Несчастному безумцу, поступившему сегодня, присвоено имя Джон Кингман, потому что он держится с подчеркнутым достоинством, буквально по-королевски. Его рост — 5 футов 8 дюймов. Он не говорит по-английски, ни на каком-либо другом языке, известном ученым людям в округе. На каждой руке у него по шесть пальцев, однако два лишних пальца правильной формы и нормально действуют. Доктор Санфорд отметил, что у него высокая температура. На левом плече — странного вида рисунок, который с точки зрения науки татуировкой не является. Его безумие состоит в том, что он считает себя настолько великим, что окружающих просто не замечает, так что если его не поместить в больницу, то он просто умрет с голоду. Однако трижды во время осмотра его врачами он властно протягивал руки за письменными принадлежностями и рисовал какие-то сложные, но, как все согласились, бессмысленные чертежи. Сумасшедшим его признала комиссия, состоявшая из докторов Санфорда, Смита, Хейла и Боуда». Молодой доктор Брейден перечитал запись во второй раз. Затем в третий. Он пригладил рукой волосы. Когда клерк вернулся и расстроенно сообщил, что за долгую историю лечебницы в ней никогда не умирал пациент по имени Джон Кингман, Брейден этому не удивился.

— Совершенно верно, — сказал он клерку, который к тому времени находился на грани истерики. — Он действительно не умирал, и я хочу, чтобы Джона Кингмана обследовали. Им явно давно никто не занимался. Похоже, что им не интересовались ровно сто шестьдесят два года. Пожалуйста, соберите для меня все документы, касающиеся его поступления в лечебницу. Он поступил сюда 21 мая 1786 года.

И доктор Брейден ушел, оставив клерка в состоянии, близком к шоку. У клерка даже мелькнула мысль, что сам доктор Брейден сошел с ума. Но когда он нашел затребованные бумаги, то решил, что скорее всего им самим в ближайшее время пополнят ряды пациентов лечебницы.

Джону Кингману, когда его привели в лабораторию, стало смешно. Секунд десять (Брейден внимательно за ним наблюдал) он рассматривал суперсовременное научное оборудование. Не возникало никаких сомнений, что ему с первого же взгляда становилось ясным не только назначение каждого предмета, но и то, как им пользоваться. Джон Кингман веселился от души, а когда он посмотрел на большой рентгеновский аппарат, он улыбнулся с таким презрением, что у рентгенолога волосы на затылке встали дыбом.

— Никаких признаков паранойи, — отметил Брейден. — Когда параноиков приводят куда-то и показывают механизмы, назначение которых им непонятно, у большинства из них возникает подозрение, что их сейчас будут пытать и, может быть, даже убьют.

Джон Кингман посмотрел на Брейдена. Он протянул шестипалую руку и жестом показал, что хочет рисовать. Взяв у Брейдена карандаш и блокнот, он начал небрежно чертить. Закончив один чертеж, он принялся за следующий. Он отдал блокнот Брейдену и вновь погрузился в невероятное презрение ко всему человечеству.

Брейден взглянул на рисунки и кивком головы подозвал рентгенолога.

— Это похоже на схему рентгеновского аппарата. Не так ли? — сухо спросил он.

Рентгенолог заморгал.

— Он не использует общепринятые символы, — начал он. — Но… пожалуй… да. Так он обозначает катод… а так… Хм-м. Да-а-а…

Рентгенолог глубоко задумался.

— Послушайте, тут должно быть совсем иначе!

Он внимательно изучил чертеж и возбужденно сказал:

— Смотрите, он поместил сюда такое же поле, как в электронном микроскопе! Это идея! Если так сделать, получится прямой поток электронов и более узкий рентгеновский луч…

— Интересно! А что на втором чертеже? — прервал рентгенолога Брейден. — Еще какой-нибудь рентгеновский аппарат?

Рентгенолог внимательно изучил второй чертеж и через некоторое время сказал с сомнением в голосе:

— Не знаю. Он совсем не использует общепринятые символы. Вот такое же обозначение катода, как и на первом чертеже, а это… это похоже на приспособление для ускорения потока электронов. Как в трубке Кулиджа. Только… — Он почесал затылок. — Я, кажется, понимаю, что он пытается изобразить. Если такая штука будет действовать, можно будет работать с любой трубкой при любом напряжении сети. Ага! И все излучение останется внутри трубки. Никакой опасности. Слушайте, эта штука сможет работать даже от батареек! Врачи смогут носить рентгеновские аппараты в своих чемоданчиках! А работать аппараты смогут даже от напряжения в миллион вольт!

Он все больше возбуждался, глядя на рисунок. Наконец он пробормотал:

— Это безумие, но… Послушайте, доктор! Оставьте мне этот чертеж, я как следует его изучу. Это просто потрясающе! Это… Господи! Да ведь у меня возможность сделать такую штуку и использовать ее на деле. Я еще не все тут понимаю, но…

Брейден забрал у него рисунок и положил к себе в карман.

— Джон Кингман, — сказал он, — находится здесь в качестве пациента уже сто шестьдесят два года. И я думаю, он нас еще не раз удивит. Ну а пока — за дело!

Джону Кингману было определенно смешно. При любых других обстоятельствах его снисходительная манера (он обращался с окружающими как с кретинами) кого угодно привела бы в ярость. Он позволил сделать себе рентген с таким видом, с каким взрослые обычно играют с детьми. Он взглянул на градусник и презрительно улыбнулся. Он позволил измерить ему температуру под мышкой. Электрокардиограф на мгновение вызвал у него интерес (как незнакомая детская игрушка). Усмехаясь, он дал сфотографировать татуировку у себя на плече. И все это — с видом снисходительного презрения. Он был настолько выше всего происходящего, что даже не раздражался.

Зато Брейден становился бледнее и бледнее. Температура тела Джона Кингмана была 105° по Фаренгейту. «Высокая температура» была отмечена в 1850 году (девяносто восемь лет назад) и в 1786 году (более полутора веков назад). Но на вид ему можно было дать от сорока до шестидесяти лет. Частота пульса — сто пятьдесят семь ударов в минуту. Электрокардиограф показал нечто совершенно несуразное.