Книга Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

была Империя де Кугнатис. Разбогатев благодаря своему покровителю Агостино Чиги, она украсила свой дом роскошной мебелью и произведениями искусства и собрала вокруг себя множество ученых, художников, поэтов и церковников; даже благочестивый Садолето воспевал ей хвалу.38 Вероятно, именно Империю Рафаэль взял в качестве модели для Сафо из своего «Парнаса». Она умерла в расцвете своей красоты в возрасте двадцати шести лет (1511) и получила почетное погребение в церкви Сан-Грегорио, с мраморной гробницей, выгравированной в лучшем лапидарном стиле; полсотни поэтов оплакивали ее в классических элегиях.39 (Ее дочь покончила с собой, не поддавшись соблазну.40) Почти такой же известностью пользовалась Туллия д'Арагона, незаконнорожденная дочь кардинала Арагонского. Ее восхищали золотые волосы и сверкающие глаза, щедрость и небрежность в обращении с деньгами, изящество походки и очарование разговора, ее принимали в Неаполе, Риме, Флоренции и Ферраре как заезжую принцессу. Мантуанский посол в Ферраре описал ее приезд в недипломатичном письме к Изабелле д'Эсте (1537):

Я должен отметить появление среди нас нежной дамы, столь скромной в поведении, столь очаровательной в манерах, что мы не можем не считать ее чем-то божественным. Она поет экспромтом всевозможные арии и мотеты….. В Ферраре нет ни одной дамы, даже Виттория Колонна, герцогиня Пескары, которая могла бы сравниться с Туллией».41

Моретто да Брешиа написал ее завораживающий портрет, на котором она выглядит невинной, как начинающая монахиня. Она ошиблась, пережив свое очарование; она умерла в жалкой хижине у Тибра, а за все ее имущество на аукционе выручили дюжину крон (150 долларов?). Но при всей своей бедности она до последнего хранила лютню и клавесин. Она оставила также книгу «О бесконечности совершенной любви».42

Несомненно, это название отражает ренессансную моду говорить и писать о платонической любви. Если женщина не могла прелюбодействовать, она могла, по крайней мере, позволить себе пробудить в мужчине поэтическую галантность, которая делала ее объектом стихов, любезностей и посвящений. Посвящения трубадуров, «Новая жизнь» Данте и рассуждения Платона о духовной любви породили в некоторых кругах тонкое чувство обожания женщины — как правило, чужой жены. Большинство людей не обращали внимания на эту идею, предпочитая любовь в откровенно чувственной форме; они могли писать сонеты, но их целью было соитие; и едва ли один раз из ста случаев, несмотря на романистов, они женились на объекте своей любви.

Ведь брак — это дело собственности, а собственность нельзя ставить в зависимость от мимолетных капризов физического желания. Обручения устраивались на семейных советах, и большинство молодых людей принимали назначенных им суженых без бурного протеста. Девочек можно было обручать в возрасте трех лет, хотя брак должен был быть отложен до двенадцати. В пятнадцатом веке дочь, не вышедшая замуж в пятнадцать лет, считалась позором семьи; в шестнадцатом веке позорный возраст был перенесен на семнадцать лет, чтобы дать время для получения высшего образования.43 Мужчин, которые пользовались всеми привилегиями и возможностями промискуитета, можно было заманить в брак только невестами, приносящими солидное приданое. Во времена Савонаролы было много пригодных для брака девушек, которые из-за отсутствия приданого не могли найти себе мужа. Флоренция учредила своего рода государственную страховку приданого — Monte delle fanciulle, или фонд девиц, — из которого выдавались доли на замужество девушкам, платившим небольшие ежегодные взносы.44 В Сиене было так много холостяков, что законы вынуждены были налагать на них юридические ограничения; в Лукке указ 1454 года лишал права занимать государственные должности всех неженатых мужчин в возрасте от двадцати до пятидесяти лет. «Времена не благоприятствуют браку», — писала Алессандра Строцци в 1455 году.45 Рафаэль написал полсотни мадонн, но не хотел брать жену; и это было единственное, в чем Микеланджело был с ним согласен. Сами свадьбы обходились в огромные суммы; Леонардо Бруни жаловался, что его matrimonium растратил его patrimonium.46 Короли и королевы, принцы и принцессы тратили на свадьбу по полмиллиона долларов, в то время как в народе свирепствовал голод.47 Когда Альфонсо Великолепный женился в Неаполе, он накрыл на берегу залива столы для 30 000 пирующих. Еще прекраснее был прием, который Урбино устроил герцогу Гвидобальдо, когда тот привез из Мантуи свою невесту Элизабетту Гонзага: на склоне холма стояли дамы города, красиво одетые; перед ними их дети несли оливковые ветви; конные хористы в изящном строю пели кантату, сочиненную по этому случаю; а особенно красивая матрона, изображая богиню, предлагала новой герцогине преданность и привязанность народа.48

После замужества женщина обычно сохраняла свое собственное имя; так, жена Лоренцо продолжала называться донной Клариче Орсини; иногда, однако, жена могла добавить имя мужа к своему собственному — Мария Сальвиати де Медичи. В средневековой теории брака предполагалось, что любовь между мужем и женой будет развиваться в ходе разнообразных супружеских отношений в радости и горе, благополучии и невзгодах; и, очевидно, в большинстве случаев это ожидание оправдывалось. Ни одна любовь юности к деве не могла быть глубже и вернее, чем любовь Виттории Колонны к маркизу Пескара, с которым она была обручена с четырех лет; ни одна верность не могла быть сильнее, чем верность Елизаветты Гонзага, сопровождавшей своего искалеченного мужа во всех его несчастьях и изгнаниях и верной его памяти до самой смерти.

Тем не менее, прелюбодеяние процветало.49 Поскольку большинство браков среди высших классов были дипломатическими союзами экономических или политических интересов, многие мужья считали себя вправе завести любовницу; а жена, хотя и могла скорбеть, обычно закрывала глаза — или губы — на оскорбление. Среди среднего класса некоторые мужчины считали адюльтер законным развлечением; Макиавелли и его друзья, похоже, не задумывались о том, чтобы обмениваться записками о своих неверностях. Когда в таких случаях жена мстила за себя подражанием, муж как бы не замечал этого и носил свои рога с изяществом.50 Но приток испанцев в Италию через Неаполь, Александра VI и Карла V привнес в итальянскую жизнь испанское «чувство чести», и в XVI веке муж почувствовал себя обязанным наказывать измену жены смертью, сохраняя при этом свои первозданные привилегии в неприкосновенности. Муж мог бросить жену и при этом процветать; брошенная жена не имела иного выхода, кроме как вернуть свое приданое, вернуться к родственникам и вести одинокую жизнь; ей не разрешалось выходить замуж снова. Она могла поступить в монастырь, но там требовалось пожертвование из ее приданого.51 В целом в латинских странах прелюбодеяние допускается как замена развода.