Книга Игра в цивилизацию (журнальные иллюстрации) - Клиффорд Саймак

в нем людей.

В сферическом стеклянном колпаке медленно и неуклонно вращался глобус диаметром в один фут. У основания глобуса были размечены часовые пояса, а на его поверхности вспыхивали символы, показывающие мировую ситуацию.

Харрингтон остановился в дверях и огляделся, встревоженный и напуганный вспышками и яркостью вестибюля. Понемногу он начинал ориентироваться: вон там лифты, а рядом с ними табло с указанием расположения комнат. Вот стол справок — пустой в это время суток,— а сразу за ним дверь с табличкой:

ХАРВИ

Часы посещений

с 9 до 5 по будням

Харрингтон подошел к табло, остановился и задрал голову, отыскивая нужное имя:

СЭДРИК МЭДИСОН...317

Отвернувшись от табло, он нажал кнопку вызова лифта.

На третьем этаже лифт остановился, и Харрингтон вышел. Справа от него была редакция новостей, а слева — ряд дверей кабинетов, выходящих в длинный коридор.

Он повернул налево, и третья дверь оказалась 317-м кабинетом. Она была распахнута, и Харрингтон вошел. За столом, на котором громоздились высокие стопки книг, сидел человек. Остальные книги грудами валялись на полу и до отказа наполняли развешанные по стенам полки.

— Мистер Мэдисон? — спросил Харрингтон. Человек оторвался от книги и поднял голову.

И внезапно Харрингтон вновь оказался в том прокуренном, полутемном кабинете, где давным-давно заключил сделку с безличным незнакомцем — только тот больше не был безличным. Харрингтон узнал окружавший этого человека ореол — потрясающее ощущение сильной личности, беспокоящее, непристойное чувство своеобразной психологической дурноты.

— Неужто Харрингтон?! — воскликнул безличный человек, ныне обретший свое лицо.— Как чудесно, что вы забежали на огонек! Просто невероятно, что мы...

— Да вот уж,— ответил Харрингтон, почти не осознавая, что говорит. Он ответил автоматически, чисто рефлекторно, как вскидывают руки, чтобы защититься от удара; сработал примитивный и незамысловатый оборонный механизм.

Мэдисон вскочил и пошел вокруг стола, чтобы поприветствовать его, и если бы Харрингтон повернулся и убежал, то успел бы скрыться. Но бежать он не мог: он был потрясен и скован, и не мог сделать ни одного движения, за исключением жестов сдержанной вежливости, которые впечатывали в него на протяжении всех этих тридцати лет поддельной жизни аристократа.

Он чувствовал, как его лицо превратилось в застывшую непроницаемую маску вежливой доброжелательности, и ощутил благодарность за это, потому что понял: теперь его лицо ни в коем случае не выдаст, что он узнал этого человека.

— Просто невероятно, что мы ни разу не встретились,— продолжал Мэдисон, — Я прочел множество написанных вами книг и был в невероятном восторге от прочитанного.

— Это очень мило с вашей стороны,— ответила обходительная, невозмутимая часть сознания Харрингтона, протягивая руку,— В том, что мы ни разу не встречались, вина целиком и полностью лежит на мне. Я не так часто выбирался в свет, как следовало бы.

Он почувствовал, как ладонь Мэдисона легла в его руку, и сжал пальцы, ощутив легкое отвращение из-за того, что эта ладонь была сухой и холодной, как птичья лапа. И вообще, этот человек напоминал стервятника — его плотно обтянутая кожей, абсолютно безволосая голова напоминала череп, лицо была иссечено морщинами, пронзительный взгляд не задерживался ни на минуту, а безгубый рот был похож на узкую щель.

— Вы садитесь,— пригласил Мэдисон,— проведите со мной полчасика. Нам предстоит о многом переговорить.

В кабинете было только одно незанятое кресло; на всех прочих громоздились книги. Харрингтон неуклюже уселся в свободное кресло, все еще ощущая от страха сухость во рту.

Мэдисон вернулся за стол и подвинул свое кресло вперед.

— Вы точь-в-точь такой, как на портретах,— заявил он.

— У меня был хороший фотограф,— пожал плечами Харрингтон,— Издатель на этом настаивал.

Он чувствовал, что понемногу возвращается к жизни, отупение начало отпускать, и обе его части постепенно сливаются в единую личность.

— Вот тут у вас есть преимущество,— добавил он.— Лично я не видел ни одного вашего портрета.

Мэдисон погрозил ему пальцем:

— Я анонимен. Вы, разумеется, понимаете, что редакторы безличны. Они не имеют права внедрять себя в общественное сознание.

— Несомненно, это просто заблуждение,—декларировал Харрингтон,— но раз уж вы придаете ему такое значение, настаивать не буду.

И при этом ощутил легкую панику — замечание насчет безличности редакторов явно было домашней заготовкой и не могло оказаться случайным совпадением.

— И вот наконец-то вы решились меня навестить,— говорил Мэдисон.— Боюсь, что в связи со статьей в утренних газетах.

— По сути дела,— мягко ответил Харрингтон,— я здесь именно поэтому.

— Надеюсь, вы не слишком раздражены.

— Да в общем, нет,— покачал головой Харрингтон,— Фактически говоря, я пришел, чтобы поблагодарить за помощь, которую вы мне оказали,— я наконец-то принял решение. Видите ли, я над этим раздумывал и твердил себе, что обязан сделать это, но...

— Но беспокоились о предполагаемой ответственности — наверно, перед общественностью, но, может быть, и перед собой.

— Писатели редко бросают свое ремесло — во всяком случае, добровольно так не поступает практически никто. Обычно это происходит не столь внезапно.

— Но это же было очевидно,— запротестовал Мэдисон.— Это казалось единственным приличествующим вам поступком, настолько соответствующим обстоятельствам и к тому же напрашивавшимся уже давно, что я не мог удержаться. Признаюсь откровенно — я сделал это не без умысла, надеясь оказать на вас влияние. Вы так прекрасно увязали то, что говорили много лет назад, и свою последнюю книгу, что было просто жаль испортить это попытками сказать что-нибудь еще. Конечно, если бы вам приходилось писать, чтобы заработать на жизнь, все выглядело бы иначе, но ваши гонорары...

— Мистер Мэдисон, а что бы вы делали, если б я опротестовал это?

— Ну, тогда я принес бы нижайшие извинения в массовой печати. Я все уладил бы наилучшим возможным манером.

Он встал из-за стола и начал рыться в груде книг, сваленных на кресле.

— Мне тут как раз попадался экземпляр вашей последней книги,— сообщил он,— Там есть несколько предметов, о которых я хотел бы с вами поболтать.

«Он является ключом к разгадке,— подумал Харрингтон, глядя, как тот роется в книгах,— но не больше». Харрингтон был уверен, что в этом деле замешан не только Сэдрик Мэдисон, а кто-то или что-то еще, бог ведает что именно.

Он понял, что должен выбраться отсюда как можно скорее, и сделать это таким образом, чтобы не вызвать подозрений. А пока остается здесь, должен играть свою роль идеального литератора — последнего джентльмена.

— А, вот! — триумфально воскликнул Мэдисон и поспешил обратно к столу, сжимая в руке книгу. Он быстро пролистал ее,— Ну так вот, здесь,