Книга Непристойные предложения - Уильям Тенн

Вик не ответил. Он стоял, не обращая на нее внимания, глядя, как трое мужчин с пением забираются в изящный маленький корабль с длинной синей полосой. Когда наземная команда рассыпалась с предупреждающими криками: «Запустить двигатели! Запустить, запустить двигатели!» – Вик решительно шагнул вперед, остановился… и сунул руки в карманы.

Потом был визг и вспышка огня, почти мгновенно погасшего; потом – серебряный карандаш высоко в небесах, оставляющий за собой тонкую ярко-алую полосу. Корабль исчез, и облако скрыло его след, но Вик по-прежнему смотрел вверх. Кей молчала.

Когда он наконец повернулся к ней, его глаза были полны среднего возраста.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

У этого рассказа есть два корня, очень разных по сути и по времени. Первый связан с «Флатландией» Эбботта, математической фантазией, которую я прочел и которой пленился в тринадцать лет. Я сразу решил, что предположения рассказчика-квадрата о четвертом измерении заслуживают развития и драматизации. Как насчет, подумал я, четырехмерной бактерии в нашей вселенной? Я часто размышлял об этом, но не знал, что делать с этой идеей.

Я вернулся к ней много лет спустя, когда жил с женщиной, на которой собирался жениться, но которая, к сожалению, была очень трудным спутником жизни для писателя, по крайней мере, для меня. «У тебя такая светлая голова, Фил, – говорила он. – Почему ты пишешь такую ерунду?» Само собой, она имела в виду научную фантастику. Она была согласна на Чосера и Донна, на Пруста и Эдит Ситуэлл, но только не на Клиффорда Саймака, Олафа Стэплдона и Кордвейнера Смита.

Проблема была в том, что я сильно любил ее и не мог представить никого другого, с кем хотел бы спать рядом до конца жизни. Однако другая проблема заключалась в том, что после ночи с ней я неделями не мог ничего написать.

Поэтому я надолго уехал от нее и сумел написать «Последний полет». Она очень разволновалась и обрадовалась, узнав, что я снова пишу. И захотела увидеть рассказ.

Я показал его ей. Прочитав рассказ, она долго сидела, склонив голову. Затем посмотрела на меня. «Ладно, маленькая пташка, – произнесла она очень тихо. – Я тебя услышала. Улетай. Улетай, маленькая пташка».

И я улетел.

Написано в 1950 году, опубликовано в 1950-м

Венера – планета мужчин

Я всегда говорил: пусть сестра на семь лет меня старше (а впридачу еще и девица), это не значит, что она всегда и все делает правильно. Посадить меня на космический корабль, под завязку набитый тремя сотнями особей женского пола, которые только и грезят о том, как бы выйти замуж (а всем и каждому известно, что возможно это только на Венере) – все равно что специально напрашиваться на неприятности. Большие неприятности. А если к этому примешиваются еще и проблемы с законом, пиши пропало.

Спустя двадцать минут после старта из расположенного в Сахаре космопорта я выбрался из амортизационного гамака и шагнул к двери.

– Ты там поаккуратнее, Фердинанд, – буркнула сестра, раскрывая книгу под названием «Семейные проблемы женщин в колониях». – Помни, что ты воспитанный мальчик. Не заставляй меня краснеть.

Я закрыл за собой дверь каюты и двинулся по коридору. Почти над каждой дверью горел красный огонек, означавший, что девушки еще лежат в своих гамаках. Значит, помимо меня бодрствуют только члены команды.

Экипажи космолетов состоят из мужчин: у женщин слишком много важных дел вроде заседания в правительстве, чтобы тратить время на подобные пустяки. Меня охватило счастливое чувство свободы. Наконец-то я своими глазами увижу «Элеанору Рузвельт»! Даже не верилось, что я, наконец, в космосе.

Куда бы я ни посмотрел, вперед или назад вдоль плавно закруглявшегося коридора, я не видел пока ничего, кроме гладких серых стен и столь же гладких белых дверей. Ух ты, восхищенно подумал я, и здоровый же у нас корабль!

Время от времени на стене чернели прямоугольники темного неба с россыпью звезд, но, разумеется, это были всего лишь картины. И ничего такого, что бы передавало ощущение огромного, бездонного космоса, о котором я читал в «Юных Ракетчиках» – ни иллюминаторов, ни видеопортов, вообще ничего. В общем, дошел я до пересечения коридоров, поразмыслил чуток и свернул налево. Ну, потому что пойди я направо – и попал бы сначала на четвертую, потом на третью палубу, а там – в машинное отделение, где пульсируют насосы подачи топлива и довольно – так, как могут только хорошо смазанные, ухоженные машины – мурлычут аппараты искусственной гравитации. Зато коридор слева вел меня к галерее, примыкающей непосредственно к обшивке. Вот там наверняка есть иллюминаторы. Все это я узнал еще в каюте, задолго до старта, изучая подвешенную к потолку прозрачную модель сигарообразного корабля. Сестра тоже изучала ее, но ее интересовали совсем другие места вроде кают-компании, библиотеки или спасательной шлюпки номер шестьдесят восемь, куда нам надлежит бежать при возникновении чрезвычайной ситуации. Ну, а я искал по-настоящему важные вещи. Спеша по коридору, я немного жалел, что сестра решила лететь к замужеству на роскошном лайнере. На грузовом корабле я карабкался бы сейчас по крутым трапам с палубы на палубу, стараясь не улететь куда-нибудь случайно в условиях невесомости. Совсем не то, что здесь, где я разгуливаю при искусственной гравитации почти так же, как у себя дома, на дне Мексиканского залива. Но женщинам всегда виднее, как следует поступать правильно, так что мальчишкам остается только морщить нос и делать как сказано… да и взрослым мужчинам тоже.

И все равно – как же здорово притиснуться носом к узкой щели в стене и разглядеть там, в темноте аварийную переборку, способную в мгновение ока перегородить коридор, превратив его в герметичный отсек в случае, если в корабль попадет метеорит или что-то такое. А еще каждые полсотни шагов я натыкался на стеклянные витрины, за которыми стояли скафандры – ни дать, ни взять рыцарские доспехи, в каких воевали в средние века. «В случае разгерметизации отсека, – гласила яркая надпись на витрине, – разбейте стекло висящим справа молотком и наденьте скафандр согласно следующей инструкции…» Я прочитал инструкцию несколько раз, пока не выучил наизусть. Ух ты, сказал я себе, вот бы у нас случилась разгерметизация! Здорово ведь будет забраться в такой! Куда круче, чем в костюмы для подводного плавания, правда?

И за все это время я не встретил ни души. Это, наверное, было круче всего. А потом я поднялся на двенадцатую палубу и наткнулся на надпись большими красными буквами: «ВНИМАНИЕ! ПАССАЖИРАМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!»

Я осторожно заглянул за угол. Я точно знал, что за следующей стеной нет ничего, кроме открытого космоса. Даже отсюда я уже видел иллюминаторы. Каждую дюжину футов на стене темнели круги, заполненные бархатной чернотой, на которой сияло больше звезд, чем я мог себе представить. Я вытянул шею, подавшись чуть дальше. Ни души. Казалось, на борту вообще никого нет. Мне бы только краешком глаза…

Но я представил себе, что сказала бы на это сестрица, и послушно повернул обратно. И тут на глаза мне снова попалась надпись: «Пассажирам вход строго запрещен!»