Книга Неприятности – мое ремесло - Рэймонд Чандлер

– Выпей как следует, Билл, – спокойно посоветовал он.

На причале стоял тошнотворный запах, но ни Хейнз, ни Тинчфилд с Мензисом его будто не замечали. Вытащив из машины одеяло, Лумис накрыл им тело, и мы с ним отступили на несколько шагов.

Глотнув из горлышка, Хейнз поднял тусклые безжизненные глаза и, зажав бутылку между колен, заговорил измученным голосом. Глядя в пустоту, он постепенно рассказал все, что пару часов назад поведал мне. После моего отъезда он принес из дома веревку, разделся и вытащил тело из воды. Закончив последнюю фразу, Билл уставился на деревянные мостки и точно окаменел.

Шериф положил в рот кусок табака, пару секунд сосредоточенно жевал, а затем стиснул зубы и перевернул тело так аккуратно, словно боялся, что оно развалится у него в руках. Садящееся солнце высветило ожерелье из зеленых камней, которые я заметил еще в воде. Матовые и грубо обработанные, они напоминали стеатит и соединялись золотой цепочкой. Тинчфилд расправил широкие плечи и высморкался в линялый носовой платок.

– Ну что скажешь, док?

Высокий нервный голос Мензиса звенел от раздражения:

– А чего ты ждешь, черт подери?!

– Причину и время смерти, – спокойно отозвался Тинчфилд.

– Не пори чушь, Джим! – разозлился доктор.

– Неужели никаких вариантов?

– Господи, с первого взгляда только любовь бывает, а для медицинского заключения нужно нечто большее!

Тяжело вздохнув, шериф повернулся ко мне:

– Где ты впервые заметил тело?

Я объяснил. Лицо Тинчфилда застыло в неподвижную маску: забыв обо всем на свете, он жадно ловил каждое мое слово.

– Хм, странное место… – Он снова вспомнил про жевательный табак. – Здесь же нет течения! Оно бы тело к дамбе отнесло.

Билл Хейнз встал на ноги, точнее – на ногу, допрыгал до разбросанных вещей, первым делом прицепил протез, а затем медленно натянул на мокрое тело джинсы и рубашку.

– Она сама это сделала, – по-прежнему глядя в никуда, заявил он. – Без вариантов… Заплыла под настил и захлебнулась. Или застряла. Без вариантов, по-другому и быть не могло.

– Нет, Билл, один вариант есть, – по-прежнему спокойно возразил Тинчфилд, подняв глаза к небу.

Порывшись в карманах, Хейнз достал листок с загнутыми краями и протянул шерифу. По единодушному согласию мы вчетвером отошли от тела, и вскоре к нам присоединился Тинчфилд, решивший забрать оставленную Хейнзом бутылку.

– Здесь нет даты, – снова и снова перечитывая записку, объявил он. – Говоришь, это случилось пару недель назад, так, Билл?

– Да, в пятницу две недели будет.

– Берил ведь и раньше тебя бросала?

– Ага. – Хейнз даже глаз не поднял. – Года три назад. Я напился, ну и загулял с одной.

Шериф прочитал записку еще раз.

– Значит, записку она тогда написала? – спросил он.

– Понял, понял намек, можешь не разжевывать! – огрызнулся Хейнз.

– Просто листочек староват, – терпеливо объяснил Тинчфилд.

– Я десять дней его в рубашке носил! – рявкнул Хейнз и дико расхохотался.

– Что смешного, Билл?

– Когда-нибудь пробовал затащить человека под воду на глубину шести футов?

– Нет, не пробовал.

– Я неплохо плаваю, особенно для одноногого, но с такой задачей бы не справился.

– Билл, это ничего не значит, – вздохнул Тинчфилд. – Особенно если для верности использовали веревку и камни. Только представь: один булыжник привязали к голове, другой – к ногам, а, затолкав Берил под настил, веревки обрезали. В общем, все вполне можно было устроить.

– Конечно, это устроил я! – захохотал Хейнз. – Я, я устроил это с Берил! Тащи меня в кутузку, ты, вонючий…

– Я и собираюсь, – миролюбиво ответил шериф. – Для более тщательной проверки. Обвинений пока не предъявляю. Ты мог это сделать, Билл, не надо спорить! Я говорю «мог сделать», а не «сделал».

Хейнз протрезвел так же быстро, как захмелел.

– У Берил страховка была? – глядя в небеса, поинтересовался Тинчфилд.

– На пять тысяч! – вздрогнул Билл. – Вот она, последняя капля! Вот что меня прикончит! Ладно, поехали…

Тинчфилд медленно повернулся к Лумису:

– Пол, загляни в его дом и принеси пару одеял, а потом, думаю, нам всем не помешает немного принять на грудь.

Лумис зашагал по тропке, вьющейся по берегу к дому Хейнзов. Мы вчетвером проводили его взглядом. Билл посмотрел на свои загорелые руки, сжал кулаки и, не сказав ни слова, как следует врезал себе по лицу.

– Ты… эдакий! – прошелестел он.

Нос был расквашен, но Билл, понуро опустив плечи, ничего не замечал. По губам, щекам и вниз, к подбородку, потекла кровь. Началась багровая капель.

Глядя на нее, я кое-что вспомнил. Надо же, а ведь едва не забыл!

5. Золотой браслет

Дождавшись наступления темноты, я позвонил Говарду Мелтону в Беверли-Хиллз из бревенчатого здания телефонной компании, находившейся в половине квартала от главной улицы Пумьей Вершины, куда почти не доносился грохот палящих в тире винтовок, стук мячей, гудки шикарных машин и завыванье музыки хиллбилли из ресторана отеля «Голова индейца».

Соединившись с Мелтоном, телефонистка пригласила меня пройти в кабинет управляющего. Разумеется, я согласился, запер дверь и, устроившись за маленьким столиком, взял трубку.

– Нашли что-нибудь? – осведомился Говард Мелтон, в голосе которого явственно слышались три порции виски с содовой.

– Совсем не то, что искал. Да и вам, боюсь, не понравится. Сказать как есть или, хм, в подарочной упаковке преподнести?

Мелтон закашлялся. Неужели он сидит в полной тишине? Кроме кашля, я, несмотря на все усилия, не мог уловить ни звука.

– Говорите как есть, – спокойно попросил он.

– По заверениям Хейнза, ваша жена к нему приставала, ну и добилась своего. В день отъезда миссис Мелтон они устроили совместную попойку, и жена Хейнза, естественно, закатила скандал. Решив поднять себе настроение – другими словами, напиться еще сильнее, – Билл отправился к приятелю на северный берег Пумьего озера, а домой вернулся лишь в два ночи. Хочу подчеркнуть, что рассказываю с его слов.

Возникла небольшая пауза.

– Понял, – наконец буркнул Мелтон. – Продолжайте, Далмас.

Да, эмоций от него не дождешься…

– Когда Билл приехал на озеро, обе женщины уже исчезли. Его жена Берил оставила записку, мол, лучше умереть, чем жить с таким подлым изменником. С тех пор Хейнз ее не видел. До сегодняшнего дня.

У Мелтона снова начался кашель, терзавший мои уши, словно канонада, а потом в трубке засвистело и затрещало. Подключилась телефонистка, но я отправил ее припудрить носик. Вскоре связь наладилась, и послышался голос Мелтона: