Книга Цветок цикория. Книга 1. Облачный бык - Оксана Демченко

Кажется, добралась незаметно. Хотя… От кого прячусь? Дверь черного хода – удобная для тайных визитов в дом. Без крыльца, и стена рядом укутана пушистой порослью сирени. Запах умопомрачительный. Садовник Дюбо – гений, подобрал сорта, чтобы цветение длилось более месяца. Я выведала, мне такие мелочи в радость. А сейчас мне думать о знакомом – удобно. Мысленно перечисляю сорта и не волнуюсь. Ну, почти.

Уф. Дверь открылась без скрипа, вот что значит порядок в хозяйстве. Пол – зеркальный паркет, и тоже не скрипит. Я сняла башмачки, взяла в левую руку и двинулась по коридору прямо в тонких носках. Паркет был скользкий, я протиралась по стеночке. Поворот. Еще поворот. Вот и главная галерея, по ней меня утром вывели стражи с глазами-пуговками. На полу ковер, могу шагать смело. Хотя чего я боюсь? Наверняка в доме – ни души, если в целой усадьбе пусто и темно.

Стеклянные двери на ощупь очень холодные. Медная ручка… или бронзовая? Откуда мне знать! Массивная и красивая, вот что помню. Открывается без щелчка, но нажать надо плавно, до упора. Нажимаю. Приоткрываю дверь…

Днем я сказала Якову это слово – «мертвечина». Но разве знала, что ночью замру на пороге в каменном, страшном оцепенении? Разве могла представить подобное?

Черный ковер пролесков. Окончательно мертвых: подобный запах идет от ваз со срезанными цветами, если долго не менять воду. Только здесь сгнил не один букет… Весь двор – склизкая, мерзкая гниль. Решись я тронуть любой стебель, он расползется под пальцами.

– Почему? – едва слышно выдохнула я. Навалилась на дверь, плотно ее закрыла и без сил сникла у порога. Стекло холодит лопатки. Мысли в голове смерзаются в ком страха. Почему?! Прошло всего несколько часов. Крыша по-прежнему сдвинута, во дворе так холодно, словно зима вернулась. Лед не вынесли, сквозь щель под дверью в коридор вытекает студеный сквозняк. Пальцы на дверном стекле мерзнут, и само оно – заиндевелое… Я одновременно потею и стыну. Сердце лупит, как бешеное, а на душе – лед. Там, за стеклом – непостижимая жуть. Уродливая, чудовищная тайна…

Обнимаю колени, дрожу и жду, когда полегчает. Почему они погибли? Укорененные пролески сгнили в неполный день. Будь я суеверна, сказала бы: сработало проклятие. Но я предпочитаю рациональные объяснения. Прямо теперь готово одно: отсюда надо убираться, немедленно! Из-за тайны гнилого двора слуг отпустили на отдых, а вернее – выдворили из имения. Никому не полагается знать о гибели цветов.

Надо уходить, а я сижу. Сил нет. Холод вот-вот сердце остановит, оно билось вскачь, а теперь еле трепыхается. Очень больно. Ложусь, сворачиваюсь в калачик и терплю. Скрипы и шорохи сами вползают в ухи, вроде мерзких муравьев. Досадую: слух чересчур остер, это тоже больно. Хотя – от страха и не такое приключается.

Голоса! Да, именно так. По диагонали от меня, на втором этаже квадратного особняка, в другом его конце, разговаривают. Двое? Замираю, жмурюсь и не дышу.

– Что по второй части проекта?

– Прямых признаков не выявлено в поведении и реакциях. Косвенные можно списать на необщительность и пустые страхи. По первому параграфу больше определенности. Да, годится в резерв, но возрастное ограничение двадцать, как вы знаете.

– Решено, в тихий резерв. Что по косвенным целям?

– Наши курьеры планомерно выказывали неосторожность и провоцировали интерес к сведениям, хранимым в имении. Факты ответного внимания выявлены в Трежале… но вы знаете, там Медвежатник сыском заведует. Мы потеряли пятерых из агентуры и еле сбросили хвост. По Луговой больше ясности. Дважды мы отслеживали чужих наблюдателей. Связи и люди взяты на контроль.

– Чьи люди?

– Найзеры, тайная полиция… можно сказать, ничего занятного.

– Что по второму типу активности?

– Нет наблюдателей и интереса, – голос стал тише, слова подбирались с очевидной даже мне осторожностью. – Нет активности… совершенно.

– Либо её успешно маскируют. Все люди имения проверены?

– Повторно запрошены данные по всем без исключения, с вниманием к временным работникам, конечно. По одному из них еще идет проверка.

– Проект закрыт. Если завтра не будет ясности, устраните подозрение. Полностью.

– Можно ли не спешить? Он перспективен. По типажу – кукушонок, но документы не подтверждают происхождение. По навыкам – вор, но ничего не украдено. Имел доступ только в сад. Ночевал во внешнем периметре. Для агента он вел себя слишком нагло и шумно. Пил, дрался, попал под подозрение жандармерии.

– Сейфы, личные секретеры?

– Нет признаков вскрытия. Но, – говоривший замялся. – Царапина. Управляющий вероятно сам… но не подтверждено. Если бы пропало что-то явное, я бы решил, что…

– Нет времени решать. Охота провалена, и причины неизвестны. Тем самым сорван весь вторичный проект. Нам велено свернуть активность, – отчеканил второй голос. – Завтра, это край. Или закроете проверку, или устраните неопределённость. По управляющему тоже. Не первая его ошибка. Команда приборки будет здесь к утру. С «Первоцветом» они закончат до полудня. Далее используйте их под зачистку.

– Понял вас. По новым проектам. Большая лисья охота и фейерверки в самую короткую ночь. Вот списки приглашенных. Это дневная версия.

– Так… вот этот бриф по курьерам, он что, хранился в сейфе, здесь?

– Нет. Нет, как можно.

– Вернемся к проваленной охоте. Псарей собрали, всех?

– Да. Следим, чтобы не общались до опроса. Они на острове. Дятлы там же.

Голоса смолкли. Не сомневаюсь: властные люди спускаются, но мягкие ковры глотают шум шагов. Эти люди не используют черный ход, от парадного я далеко, так что до поры лучше не двигаться и дышать еле-еле. Иначе и меня – устранят.

Пялюсь слепыми в темноте глазами куда-то в ковер… или в стену галереи над плинтусом? От жути происходящего зрение окончательно померкло. Лежать на боку нельзя, я вся окоченела. Перекатываюсь на колени и локти… и меня, как старушку, прострелом скрючивает в нелепой, напряженной позе на четвереньках.

Спина заныла, руки подломились… Опять я на ковре, боком. Дышу открытым ртом, стараясь подавить рвущийся наружу вой. Никогда так страшно не было! Давно лежу тут, слишком давно… Как скоро явится команда приборки? Не знаю. Не хочу знать! Но уползти мне надо, не сминая ковер, не чиркая по паркету башмаками, намертво зажатыми в руке. Тут, оказывается, все царапины на учете.

Дом позади. Ноги дрожат, мерзну… Крадусь через парк и не верю, что доберусь до своей комнатки, разминувшись с кошмарными «приборщиками» Дюбо. С людьми, а не привидениями или одержимыми из храмовых баек. Люди – страшнее. Теперь я знаю.

Даже подпирая спиной дверь, не верю, что добралась. Сердце птицей трепыхается в ловчей сети страха. Сползаю по двери спиной и жду, когда смогу двигаться. Встать. Бестолково обшарить комнату и подпереть дверь черенком метлы. Задернуть занавески… Все бесполезно, но отгородиться от страхов я могу лишь так. Осталось свернуться клубом на узкой кровати, накрыться с головой…